Ларс Кристенсен - Посредник

– Нет. А что?

– У Мартина ночью случился пожар. То есть у вас. Дом-то теперь ваш.

– Пожар потушили?

– Гореть там уже нечему, Фрэнк. Если не считать…

Шериф замолчал, потупился. Доктор отодвинул его в сторону:

– Давайте-ка зайдем в дом, Фрэнк. Холодно.

Он впустил их. Сели на кухне. Посматривая друг на друга, быстро, украдкой. Потом Шериф положил шляпу на стол и продолжил:

– Там кое-кто был.

– Кто же?

– Мы думаем, Боб Спенсер. Он сидел на веранде.

– С чего бы это ему сидеть у Мартина на веранде? На моей веранде?

Первым делом в голове мелькнуло: как легко врать. И лучший способ врать – задавать вопросы. Доктор достал сигарету, но не закурил.

– Пока что мы не можем сказать с уверенностью…

Доктор встал. Убогий спектакль, подумал Фрэнк. Они запинались, перебивали друг друга, медлили и мямлили. Зрелище недостойное. Они делали все то, чего, как ему внушали, делать нельзя. Ему казалось, он заслуживал лучшего.

– Если у Боба Спенсера есть родня, я готов их известить, – сказал Фрэнк.

– Сегодня это не понадобится.

– Не понадобится? Я ведь должен выполнять свою работу. Я…

– На сей раз весть получаешь ты, Фрэнк. Там был еще один человек.

– Еще один? Кто?

– Бленда. Бленда Джонсон.

Фрэнк не знал, как ему реагировать. Вспомнил одну из первых фраз Шерифа: горе непредсказуемо. Может случиться все. Он и сам так говорил и видел своими глазами, что у каждого человека своя беда. Смотрел на них, то на одного, то на другого, – лица в грязных потеках, искаженные, едва узнаваемые. Они тоже изменились за эту ночь? Фрэнк бросил взгляд в окно. Ветер швырял калитку.

– Бленда? Я не понимаю. Она была там?

– Скверно это для вас, Фрэнк. Мы ведь знаем, как вы были близки.

Шериф опять умолк. Фрэнк положил голову на руки и немного погодя заплакал. Искренними слезами. Никто не скажет, что это не так. Они его не успокаивали. Теперь его черед. Теперь следовало проявить внимание к нему. Теперь речь о нем. Жаль Фрэнка Фаррелли. В нем распространился какой-то жар, кончики пальцев задрожали. Продолжалось так недолго. Окровавленным платком он утер слезы. Шериф положил руку ему на плечо:

– Нам всем тяжело, Фрэнк. Мы потеряли замечательную женщину.

– Что она там делала?

– Ты хочешь сказать, что они там делали?

– Я спрашиваю, что там делала Бленда.

– Мы точно не знаем. Думаем, она украшала дом. Во всяком случае, на полу лежали провода и рождественские фонарики, насколько мы могли разглядеть. Такие вот дела.

– Такие дела? Что это значит?

Опять молчание и беглые взгляды, соскальзывающие на гладкую клеенку.

– У Бленды и этого Спенсера был роман, – сказал Доктор. – Так что…

– Был?

– Был раньше. Может, он решил попытать счастья еще раз. Или…

– Попытать счастья?

– Не усложняйте, Фрэнк, ситуация и без того тяжелая. Вообще, все это между нами, пока нет полного подтверждения.

– Стало быть, еще нет уверенности, что это Бленда?

– Или Боб Спенсер? Да, уверенности пока нет. Пока только бахрома от ковра-самолета. А нам не хочется выставить себя дураками еще раз, верно, Фаррелли?

– Какая еще бахрома?

– Ну, скажем, с чего начался пожар.

– Может, с электропроводкой непорядок. Если она украшала дом к Рождеству…

– Может быть. Но там валялась канистра. Как мы видели.

Шериф взял было шляпу, но передумал и положил опять на стол.

– Пожалуй, мне следует спросить вас, где вы были ночью. И вчера вечером.

– Я что, под подозрением? Вы приходите сюда и подозреваете меня, когда погибла моя невеста?

– Вы были помолвлены?

– Да. Мы помолвлены. То есть были помолвлены. И возможно, Бобу Спенсеру это не особенно нравилось. Если вы понимаете.

Фрэнк опять заплакал, трясся всем телом, ему хотелось лечь на пол, он ведь мог, мог делать что угодно, потому что его постигло огромное несчастье и он был свободен. Горе освободило его. Шериф покачал головой:

– Черт, Фрэнк. У меня нет выбора. Я буду расспрашивать всех и вся, что они делали, что видели, что слышали или что им приснилось нынче ночью. Золотую рыбку твою и ту спрошу, где она была ночью!

Фрэнк поднял взгляд:

– Марк тоже умер.

Снова тишина. Только ветер за окном швыряет калитку. Тишина хуже всего. Когда все молчат, врать труднее. Но Фрэнк не врал. Чувства его были искренними. Горе было искренним.

Шериф наклонился вперед:

– Что у вас с рукой, Фрэнк?

– Порезал стекляшкой. Уронил аквариум на пол.

– Пожалуй, это не самое худшее из сегодняшних происшествий. Можете сказать, где вы были?

– Колесил по округе. Заезжал к Бленде. Но ее дома не оказалось. Заглянул в мэрию. И в мастерскую. Потом сидел здесь.

– И разбили аквариум?

– Нет, аквариум я разбил несколько дней назад. Но осколки на полу остались.

– Когда вы заезжали к Бленде?

– Около одиннадцати, по-моему. Но ее не было дома. Во всяком случае, она не открыла.

– Вы не знали, что она собирается украшать тот дом?

– Нет. Она готовила сюрприз.

Шериф наклонился еще ближе:

– Я не совсем понимаю, Фрэнк. Если она готовила сюрприз, откуда вам это известно?

– Мать рассказала. Вы ее знаете. Не может не разболтать. Не может удержаться.

Некоторое время все молчали. Фрэнк начал зябнуть. Чувствовал сквозняк от входной двери, тянуло из замочной скважины, из щели под дверью, и холод охватывал его колени. Он не сумел усидеть спокойно.

– Мы очень расстроены, – сказал Доктор. – В самом деле. Если вам что-то потребуется и вообще, вы только скажите. Ладно?

– Спасибо. Это я ценю. Это поддержка в…

В третий раз за утро он разрыдался, но глаза были сухие, воспаленные. Он лишь раз-другой всхлипнул. Приятно чувствовать боль. Он жив. Мужчины встали, один за другим. Фрэнк проводил их к выходу. Ему хотелось поехать с ними на пожарище, ведь это его пожарище, он хозяин золы, и обугленных остатков рождественских украшений, и черного от сажи снега. Он имеет права на все это. Шериф сказал, что они ждут подкрепления, криминалистов, техников, самим не справиться, вот и пришлось отбросить гордость и попросить помощи. После случившегося с девушками они под пристальным наблюдением. Как только что-нибудь выяснится, Фрэнку сообщат. Они сели в машину и уехали. Когда он вернулся на кухню, там была мать.

– Что ты натворил, Фрэнк?

– Ты подслушивала?

– Ответь. Что ты натворил? Что натворил?

– Блин, о чем ты?

– Не сквернословь при мне, Фрэнк.

– Читаешь мне мораль, когда я только что узнал, что Бленды нет в живых? Сгорела. В моем собственном доме.

Фрэнк шагнул к матери. Та попятилась. Он испугался. Мать боится. Он видел. Боится родного сына.

– Мне сейчас очень нелегко, мама. Я потерял…

Он не сумел продолжить, оперся о кухонный стол, липкая клеенка приклеилась к ладони.