Джон Кракауэр - В диких условиях

Продвигался он очень медленно. Чтобы добывать пропитание, ему приходилось значительную долю светового дня посвящать охоте. Мало того, по мере таяния мерзлоты, раскисающая почва превращалась в сплошную череду болот, заросших непроходимыми зарослями ольшаника, и Маккэндлесс только теперь пришел к пониманию одной из фундаментальных (пусть и алогичных на первый взгляд) аксиом Севера: для путешествий по тундре нужно выбирать зиму, а не лето.

Осознав очевидную невыполнимость своего изначального плана пройти восемьсот километров до океанского берега, он передумал. Девятнадцатого мая, пройдя на запад от автобуса меньше двадцати пяти километров и добравшись всего лишь до реки Токлат, он повернул обратно. Неделю спустя он, судя по всему, без всяких сожалений, вернулся к старому автобусу. Посчитав бассейн реки Сушаны достаточно глухим местом для выполнения поставленных перед собой целей, Маккэндлесс решил, что прекрасным базовым лагерем весь остаток лета ему сможет служить старый фэрбенксский автобус номер 142.

Как ни забавно, глушь, в которой находится автобус, то есть тот район, где Маккэндлесс планировал «раствориться в дикой природе», по меркам Аляски никакой глушью не является. В полусотне километров к востоку находится весьма оживленная автострада Джордж-Паркс. В каких-то двадцати пяти километрах к югу, прямо за бастионами Внешнего хребта, по дороге, патрулируемой сотрудниками Управления национальных парков, каждодневно снуют сотни туристов, приезжающих в Парк Денали. Мало того, Скиталец-Эстет даже не подозревал о том, что в радиусе десяти километров от автобуса находятся четыре охотничьих домика (хотя, по стечению обстоятельств, все они летом 1992 года были пусты).

Но, невзирая на относительную близость автобуса к цивилизации, Маккэндлесса можно было считать практически полностью отрезанным от внешнего мира. В общей сложности он провел в тундре около четырех месяцев, и за все это время ему не встретилось ни одной живой души. В конечном итоге и точка на реке Сушане оказалась местом достаточно удаленным, чтобы отнять у него жизнь.

В последнюю неделю мая, разместившись вместе со всем своим небогатым скарбом в автобусе, Маккэндлесс составил и записал на превращенном в пергамент куске березовой коры список домашних дел: набрать на реке льда и сделать ледник для замораживания мяса, закрыть разбитые окна пластиковой пленкой, заготовить дров, вычистить забитую сажей печку. А под заголовком «ДОЛГОСРОЧНЫЕ» он перечислил более амбициозные задачи: составить карту местности, построить некое подобие ванны, собирать шкуры и перья, а потом шить из них одежду, возвести мост через ближайшую протоку, починить кухонную утварь, проложить целую систему охотничьих троп.

Дневниковые записи, сделанные после возвращения в автобус, больше похожи на каталог местной дичи. 28 мая: «Вкуснейшая утка!». 1 июня: «5 белок». 2 июня: «Дикобраз, куропатка, 4 белки, серая птица». 3 июня: «Еще один дикобраз! 4 белки, 2 серых птицы, пепельная птица». 4 июня: «ТРЕТИЙ ДИКОБРАЗ! Белка, серая птица». Пятого июня он подстрелил казарку размером с рождественскую индейку, а потом, 9 июня, он добыл самый крупный свой трофей. «ЛОСЬ!» – гласит запись в дневнике. Обуреваемый счастьем гордый охотник даже сфотографировался над своей добычей с триумфально вскинутым вверх карабином. Застывшей на лице гримасой восторга и изумления он в этот момент напоминал безработного, махнувшего в Лас-Вегас и выигравшего там миллионный джекпот.

Хотя Маккэндлесс смотрел на мир достаточно реалистично и понимал, что охота является неизбежным элементом жизни в дикой природе, убийство животных вызывало у него противоречивые чувства. И вскоре после того, как он подстрелил лося, эти противоречивые чувства обернулись угрызениями совести. Животное было некрупное, килограммов на двести пятьдесят или триста, но запас мяса из него получался просто огромный. Считая, что выбрасывать плоть убитого ради еды животного недопустимо с моральной точки зрения, Маккэндлесс целых шесть дней (пока оно все-таки не испортилось) пытался спасти добытое мясо. Он разделал тушу под тучей мух и комаров и поставил потроха вариться на костре. Потом он спустился к ручью, что протекал прямо под местом стоянки автобуса, и, выкопав в его каменистом берегу нишу, попытался закоптить в ней гигантские куски лосиного мяса.

На Аляске любой охотник знает, что в тундре заготовить мясо проще всего, порезав его на тонкие полоски и высушив на какой-нибудь самодельной подставке. Но Маккэндлесс по неопытности и наивности поступил так, как ему советовали охотники в Южной Дакоте, хотя коптить мясо в здешних условиях – это задача не из легких. «Разделывать тушу очень трудно, – гласит дневниковая запись от 10 июня. – Тучи мух и москитов. Вынул кишки, печень, почки, одно легкое, вырезал куски под стейки. Заднюю часть и ногу отнес к ручью».

11 июня: «Вынул сердце и второе легкое. Отделил передние ноги и голову. Остальное – к ручью. Подтащил к пещере. Пытаюсь спаси мясо копчением».

12 июня: «Отделил половину ребер, вырезку. Работать могу только по ночам. Слежу за коптильнями».

13 июня: «Отнес остатки грудной клетки, плечо и шею к пещере. Начал коптить».

14 июня: «Уже черви! Копчение не подходит. Не знаю, но ситуация, похоже, катастрофическая. Теперь думаю, что лучше бы мне было этого лося не убивать. Одна из величайших трагедий в моей жизни».

К этому моменту он уже оставил надежду спасти львиную долю мяса и оставил тушу волкам. Он жестоко упрекал себя за то, что впустую отнял чужую жизнь, но уже на следующий день, судя по всему, смог взглянуть на все случившееся со стороны, потому что оставил в дневнике запись следующего содержания: «С этого дня буду учиться принимать свои ошибки, какими бы серьезными они ни были».

Вскоре после эпизода с лосем Маккэндлесс начал читать « Уолден » Генри Дэвида Торо. В главе «Высшие законы», где Торо размышляет о нравственных аспектах питания, Маккэндлесс подчеркнул следующие слова: «поймав, вычистив, приготовив и съев рыбу, я не чувствовал подлинного насыщения. Она казалась ничтожной, ненужной и не стоящей стольких трудов».

«ЛОСЬ», – написал Маккэндлесс на полях. И в том же абзаце отметил такие строки:

Отвращение к животной пище не является результатом опыта, а скорее инстинктом. Мне казалось прекраснее вести суровую жизнь, и хотя я по-настоящему не испытал ее, я заходил достаточно далеко, чтобы удовлетворить свое воображение. Мне кажется, что всякий, кто старается сохранить в себе духовные силы или поэтическое чувство, склонен воздерживаться от животной пищи и вообще есть поменьше…

Трудно придумать и приготовить такую простую и чистую пищу, которая не оскорбляла бы нашего воображения; но я полагаю, что его следует питать одновременно с телом; обоих надо сажать за один стол. Быть может, это и возможно. Если питаться фруктами в умеренном количестве, нам не придется стыдиться своего аппетита или прерывать ради еды более важные занятия. Но достаточно добавить что-то лишнее к нашему столу, и обед становится отравой.