Ян-Филипп Зендкер - Сердце, живущее в согласии

Хижина, куда Ну Ну вела лейтенанта, стояла на краю деревни. Дальше начинались поля. В хижине давно никто не жил, несколько лет назад здесь умер старый Аунг, одинокий и никому не нужный. До этого он схоронил жену и троих детей. Его призрак, полный безутешного горя, в каждое новолуние возвращался сюда, чтобы оплакать близких. Но сегодня стояло полнолуние. Да и других мест Ну Ну не знала.

Она поднялась на низкую веранду, – как и ожидалось, дверь была приоткрыта. Сквозь дыру луна заливала комнату холодным, неживым светом. Посередине лежала охапка соломы.

Кто-то побывал здесь до них. Кто-то придет после.

Ну Ну опустила кувшин. В глазах лейтенанта вспыхнуло желание. Даже похоть. Его не понадобится долго соблазнять.

Лейтенант отложил винтовку, снял форму, разулся, блестящие черные сапоги поставил рядом с соломенным ложем. Краешком глаза Ну Ну следила за его сильным телом. Чувствовалось, в армии кормили хорошо, по крайней мере – офицеров.

Ну Ну развязала лоунджи, сбросила на пол, быстрым движением сняла блузку.

Лейтенанту не терпелось. Но надо еще немного его раззадорить: чем горячее желание, тем выше ее шансы. Так думала Ну Ну.

И совсем некстати перед мысленным взором замелькали картины. Погибший муж. Сыновья. Родители. Чтобы прогнать видения, Ну Ну сосредоточилась на сапогах, стоящих рядом. В сверкающей черной коже не отражалось ни любви, ни прощения – лишь страх и ненависть.

Бывают мгновения, которые невозможно вытерпеть, потому что они делают нас совсем другими.

Ей не хотелось смотреть на лейтенанта, но было слишком поздно.

Невзирая на отвращение, она была бы готова отдаться ему снова. Она бы переспала со всеми его начальниками и подчиненными, со всеми солдатами, которыми он командовал. Только бы спасти сыновей. Единственное, что оставалось у нее в жизни.

– И чего ты хочешь от меня? – спросил он.

Вопрос, ради которого все затевалось. Ради которого она там, на площади, бросила на него лукавый, зовущий взгляд, а поймав ответный, бросала уже другие, будоражащие желание.

– Я спросил, что тебе нужно?

Не спросил, шумно выдохнул, словно сгонял с губы назойливую муху.

Ну Ну гладила его черные волосы, разглядывала шрамы на груди. Она могла бы снова разжечь в нем желание. Возможно, тогда лейтенант сделается сговорчивее. Подумав об этом, она обвела языком вокруг его соска.

– Ты что, немая? Чего ты хочешь?

Чувствовалось, ему хватило одного раза, и он не собирался тратить на нее время. Его настроение оставляло желать лучшего, но сейчас от этого человека зависела судьба Ко Гуи и Тхара Тхара. Их смех и слезы. Их жизнь и смерть. Все зависело от его расположения духа.

– Моих сыновей, – прошептала Ну Ну. – Больше ничего. Только моих сыновей.

Мою жизнь.

– Это невозможно.

Он заложил руки за голову и уставился в потолок. Вскоре мысли унесли его прочь из старой хижины. В другую деревню. В предстоящее сражение. Или он оценивал шансы перевестись из опасных мест, где засели повстанцы, куда-нибудь на побережье. Еще немного, он встанет и уйдет, и все окажется напрасным. Ну Ну это почувствовала.

– Мне они нужны, – прошептала она.

– Нам тоже.

– Без их помощи я не смогу возделывать поле и носить овощи на рынок.

Интуиция подсказывала: «Только не говори, что ты их любишь. Это он слышит от каждой матери, провожающей сына на смерть. Ему нет дела до твоей любви. Упирай на житейскую сторону. Сыновья – твои помощники. Это он поймет».

Только так.

– У тебя больше никого нет?

– Муж давно умер. Других детей нет, – тихо добавила она. – Одной мне не справиться.

«Объясняй, но не проси. Ни в коем случае не умоляй. Мольбы прибереги на самый крайний случай».

Рука Ну Ну переместилась с груди лейтенанта на живот, опускаясь все ниже. Туда, где сейчас решалась судьба ее детей.

Его дыхание участилось. Тугой горячий член не лгал. У нее все еще оставался шанс.

Лейтенант был ее первым мужчиной после гибели Маунга Сейна.

Ну Ну делала все, что умела в любовных играх. Руками и ртом, языком и пальцами.

Ей стало жарко от разгоряченного тела офицера. Как и в первый раз, его толчки были грубыми и быстрыми. Ее худощавое тело дрожало, но не от возбуждения.

Он лежал на ней, его руки напряглись, изо рта капала слюна, красноватая от сока бетеля. Капля за каплей, она окрашивала лицо Ну Ну в цвета смерти. И жизни.

Он слез с нее полностью удовлетворенный. Ну Ну почувствовала это по успокоившемуся дыханию офицера, по обмякшему телу.

– Пожалуйста.

Иногда достаточно одного слова. Нескольких букв, вбирающих в себя весь мир.

Он закурил. С каждой затяжкой огонек сигареты вспыхивал все ярче.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

– Сколько у тебя сыновей?

– Двое.

– Здоровые?

– Да.

– Возраст?

– Шестнадцать и пятнадцать.

Лейтенант задумался. В эти секунды он взвешивал на невидимых весах жизнь и смерть ее мальчиков.

– Один останется с тобой. Второго мы заберем.

– Кого? – торопливо спросила Ну Ну.

– Мне все равно. Сама выберешь.

Он делил ее семью на две неравные части.

Был яркий лунный вечер. Была женщина, вдова лесоруба. Женщина с большим сердцем, в котором вдруг оказалось на удивление мало свободного места. Но другого сердца у нее не было.

«Один останется с тобой. Второго мы заберем».

Ко Гуи и Тхар Тхар. Кто-то пойдет на смерть. Кто-то останется жить.

Она дала им жизнь, которую теперь отбирала.

У одного из них.

Кхин Кхин закончила рассказ. Вскоре умолк и У Ба, переведя последние фразы. Он говорил все тише, а финальные слова произнес едва слышно.

Украдкой я поглядывала на Кхин Кхин. Морщины на щеках и лбу стали еще отчетливее, темные глаза превратились в две пуговки, на шее вздулись жилы, по которым торопливо пульсировала кровь.

Брат сел возле меня и опустил голову, в его глазах блестели слезы. Я и сама с трудом сдерживала слезы. Пока слушала рассказ Кхин Кхин, к горлу все сильнее подступал комок, и теперь я боялась, что рыдания хлынут наружу. Сколько продлился рассказ? Три часа? Четыре? Снаружи еще было светло. В соседнем дворе кудахтали куры, где-то лаяла собака.

В хижине пахло остывшими углями. Кхин Кхин налила холодного чая, поставила тарелку с жареными дынными семечками и достала пачку крекеров. Надорвав упаковку, протянула мне соленое печенье. В ее глазах было столько отчаяния, что у меня не хватило сил вежливо отказаться.

Что случилось с Ну Ну? Сумела ли она вызволить сыновей? Она же не… Как пережила весь этот кошмар? Вопросов было много, но я не осмелилась задать их Кхин Кхин. Мы сидели молча, я ждала, что Кхин Кхин или У Ба заговорят, но они молчали. Минуты тянулись еле-еле.