Вячеслав Бондаренко - Вечный огонь

– Давайте, давайте, Виктор Владимирович! – орал Завидный, орудуя рулем. – Хрен они нас возьмут!

Это были его последние слова. Пуля снайпера, засевшего в доме напротив, вошла в сонную артерию. Старший лейтенант молча повалился головой на руль. Неуправляемый бронетранспортер подполз к стене дома и уткнулся в нее.

– Ленту готовьте! – крикнул Шимкевич, не оборачиваясь. – Стас, Валя! Слышите меня?..

Ствол СГМБ раскалился от долгой стрельбы. На минуту оглянувшись, Виктор Владимирович увидел офицеров штаба, лежащих на дне бронетранспортера с автоматами в руках. Смерть нашла их на боевом посту, с оружием. Лица капитана Пищика и лейтенанта Лесовского и после смерти были жесткими, нацеленными на бой…

– Товарищ подполковник!

Из-за контузии Шимкевич не сразу услышал солдата-водителя, только увидел, что тот разевает рот.

– Громче!!! – гаркнул в ответ.

– Товарищ подполковник, Я ЖИТЬ ХОЧУ!!!

В глазах солдатика плескался ужас. Автомат он выронил, руки трясутся. Жить, жить… Главный инстинкт, после инстинкта размножения. Это ведь в кино герои умирают красиво, эффектно. И в школе рассказывали, как это прекрасно – умереть за родину… А тут, в БТРе, рядом с тремя трупами, далеко от родного города, в непонятной Венгрии, непонятно за что… Жить хочу!!! Жи-и-ить!!!

Шимкевич заехал солдатику в лицо от души, с размаху. Тот с рыданиями распластался на полу бронетранспортера, жалко, по-жабьи.

– Бери автомат, сволочь!!!

Воспользовавшись заминкой, венгры, улюлюкая во все горло и строча из автоматов, бросились к БТРу. Шимкевич облизал пересохшие губы и снова прильнул к пулемету. Живым он не сдастся, это понятно. Жгло одно: возьмут наши проклятый «Корвин» к утру 7-го или не возьмут?

В это время солдатик с разбитым лицом трясущимися руками подобрал автомат с пола БТРа. Сдаться – единственный шанс уцелеть… Он зажмурился и навел ствол автомата в обтянутую мокрой от пота гимнастеркой спину офицера.

И в этот момент с верхнего этажа дома, у которого стоял советский бронетранспортер, кто-то швырнул в его открытый кузов бутылку с зажигательной смесью. Она разбилась о каску солдата, и тот мгновенно вспыхнул с головы до ног, словно живой факел.

Дикий вой, раздавшийся за его спиной, Шимкевич услышал, несмотря на контузию. Горел водитель, горели тела погибших офицеров, горели деревянные рукояти автоматов, горело все нутро БТРа, и в воздухе уже смрадно, отвратно воняло горелым мясом, паленой пластмассой, деревом и еще чем-то, чего было не разобрать…

Примерно с минуту Шимкевич пытался сбить с водителя пламя, потом понял, что горят его руки, лицо и что на капот БТРа уже вспрыгнул здоровенный венгр с автоматом в руках. Он еще успел дать очередь из пулемета ему по ногам, сомкнуть руки на его горле, и все померкло…

…К вечеру следующего дня 71-й гвардейский танковый полк полковника Литовцева и 104-й гвардейский механизированный полк полковника Янбахтина захватили развалины бывшего городского квартала, где размещался кинотеатр «Корвин». Штаб мятежников был уничтожен. В обугленном остове советского БТР-152 нашли останки трех офицеров и одного солдата. Еще один обгоревший офицер лежал на капоте бронетранспортера, сжав руки на горле мертвого венгра.

Лица офицеров, встретивших ее в кабинете, сразу насторожили Варвару Петровну. Нет, внешне все было вроде как обычно – кабинет в штабе округа, портрет Хрущева на стене, черные телефоны, графин с водой. И офицеров этих она знала – майор Причисленко как-то приглашал ее выступить перед солдатами одной из частей, рассказать о подвиге комбрига Шимкевича, а второй, рослый подполковник с густыми, как щетка, бровями, пару раз попадался ей в ближнем гастрономе, жил, наверное, по соседству. Но встретили ее так предупредительно, с такой вежливостью, что она сразу, с порога спросила утверждающе:

– Что-то не так с Витей?

– Да вы присядьте сначала, Варвара Петровна.

Подполковник быстро подвинул к ней стул. Садиться Варвара Петровна не стала. Сердце сжало сухо, нехорошо.

– Он… ранен, да?

Майор опустил глаза.

– Варвара Петровна, нам… нам больно сообщать вам это… Подполковник Шимкевич… в очень тяжелом состоянии. Он получил сильнейшие ожоги.

Варвара Петровна непонимающе улыбнулась. Гулкая пустота внутри ширилась, росла.

– Как это – ожоги?

Офицеры переглянулись. Подполковник попробовал усадить пожилую женщину, но она не далась.

– Понимаете, он командовал штурмовым отрядом, – быстро, глядя в сторону, заговорил Причисленко, – БТР, в котором он находился, окружили мятежники. Он отстреливался до последнего патрона. А в это время бутылка с зажигательной смесью…

Звучал голос. Потом еще голоса. Застряла в голове фраза «медики делают все возможное». Потом Варвара Петровна обнаружила себя во дворе штаба округа.

– Вас подвезти? – участливо спросил какой-то генерал, стоявший рядом с ЗИМом: наверное, она схватилась за крыло машины рукой, чтобы устоять на ногах…

Она отрицательно покачала головой.

Потом Варвара Петровна поняла, что она на улице Калинина, бредет в сторону проспекта. В спину дул ледяной ветер, навстречу шли люди с елками, ветер трепал большой транспарант «С Новым 1957 годом!», на углу висел плакат новой кинокартины «Карнавальная ночь».

Я – мать. И за что же мне эта безграничная боль?..

Поравнявшись с новеньким зданием телецентра, Варвара Петровна упала…

Игорь Шимкевич вместе с двадцатью другими суворовцами корпел в классе над сочинением на тему «За что я люблю свою Советскую Родину». За окнами училища тихо падал крупный, красивый снег. Преподаватель, капитан Вонаршенко, неслышно расхаживал по классу, время от времени заглядывая в тетрадки и подсказывая что-то.

Суворовское открыли в Минске в 1953-м, после смерти Сталина. Вместе с отцом Игорь был 6 ноября на церемонии вручения училищного знамени, проходившей на площади Парижской Коммуны, перед оперным театром, и с тех пор Суворовское стало его заветной мечтой. В общем, ожидать чего-то другого от сына было бы странно – еще в раннем детстве его любимыми игрушками были награды отца и матери, соседи по дому – офицеры, в классе половина друзей из семей военных, а на довоенные фотографии деда он мог смотреть не отрываясь часами. В 1956-м, окончив четыре класса школы, 11-летний Игорь сдал вступительные экзамены в училище и надел заветную черную форму с красными погонами и шифровкой «МинСВУ».

Отец в тот день устроил для сына настоящий праздник: в парадной для строя форме со всеми наградами – недавно введенный серый двубортный китель, синие брюки, кортик, – принял у Игоря рапорт, а потом снял с себя «Красную Звезду», только что полученную за выслугу 15 лет, и вручил сыну. Восторгу Игоря не было конца, и он не сразу смирился с тем, что орден ему дали все-таки понарошку.