Элисон Уэйр - Плененная королева

– Это не исключено, если в Англии в декабре такие холода, как мне говорили, – предупредила Алиенора.

– Через мой труп! – прорычал Генрих.

– Через труп так через труп! – засмеялась она. – Как идет твоя подготовка?

– Я собран, теперь готовится сопровождение, – ответил он. – Я говорю про обычную шайку баронов и епископов. Все они хотят поучаствовать в дележе трофеев. А когда доберутся до Вестминстера, удержать их будет трудновато. Пришлось включить в свиту и моего младшего брата Жоффруа, этого маленького негодяя. Мать настояла.

– Этого смутьяна? – застонала Алиенора. – Тебе придется за ним приглядывать.

– Ну, он вполне безобидный, просто хлопот с ним не оберешься. Но чтобы как-то это компенсировать, я попросил твою сестру присоединиться к нам.

– Петрониллу? – Перед мысленным взором Алиеноры возникла высокая красивая молодая женщина с тонкими чертами лица и затравленными глазами. – Очень мило с твоей стороны. Я много лет ее не видела. Генри, ты так добр ко мне!

– Поскольку моя мать должна остаться здесь, я подумал, что ты окажешься в Англии без общества женщин твоего положения, – объяснил Генрих, радуясь тому, что жена довольна. – Насколько я понимаю, там был какой-то скандал, – беззаботно сказал он, выбросив остатки яблока в окно. Потом потянулся к графину с водой. – Тогда я был совсем мальчишкой, и взрослые при мне об этом не говорили. Так твоя сестренка была испорченная девица? Я слышал, она очень красива. Хотя до тебя ей далеко, – поспешил добавить он.

– Налей мне, пожалуйста, немного вина, – попросила Алиенора. Она отпустила своих женщин и села на единственный уголок кровати, свободный от груды одежды. – Мне нужно немного отдохнуть.

– Положи все это на сундук и приляг со мной, – предложил Генрих, приглашающе вытянув руку и подмигнув жене. – Ты переутомляешься. Подумай о нашем ребенке.

– Именно о нем я и не смогу думать, лежа рядом с тобой, – пожурила она его. – Разве ты не помнишь, что Церковь запрещает заниматься любовью во время беременности.

– Ба! – хмыкнул Генрих. – Что-то ты не говорила об этом прошлой ночью, если память мне не изменяет.

– Я не вижу в том вреда, – ответила Алиенора. – И еще я не понимаю, как куча священников, давших обет безбрачия, может выносить суждения по таким вопросам.

– Если они услышат твои слова, тебя сожгут как еретичку! – рассмеялся Генрих. – Церковники считают, что любовь нужна только для продолжения рода, а когда ты продолжила род, у тебя больше нет причин ею заниматься.

– Как плохо они разбираются в жизни! – улыбнулась Алиенора. – Это может прозвучать как богохульство, но, когда ты внутри меня, я переживаю чуть ли не духовные ощущения… Нечто общее для тела и души, если угодно.

– Ты что пытаешься со мной делать? – в напускном гневе спросил Генрих, показывая приподнятую эрекцией одежду.

– Держи себя в руках! – укоризненно сказала Алиенора, изображая неудовольствие. – Прошу тебя, не сейчас. Я должна отдохнуть. И потом, я хотела рассказать тебе о Петронилле.

Генрих скорчил гримасу, но лег и приготовился слушать.

– Это было больше десяти лет назад, – начала Алиенора, устраиваясь поудобнее на валике. – Моей сестре тогда едва исполнилось шестнадцать, и она была очень упряма. Она влюбилась в графа Рауля де Вермандуа.

– Он наверняка был для нее слишком стар, – вмешался Генрих.

– Да, старше на тридцать пять лет, но Петрониллу это, похоже, не волновало, и она была совершенно без ума от него. Как и он.

– Похотливый старый козел!

– Почему ты всегда видишь любовь сквозь призму соития? – сделала раздраженное лицо Алиенора. Но в глазах ее горели искорки.

– Ты никогда на это не жаловалась. – Генрих ухмыльнулся и поднял руку жены, чтобы поцеловать.

– Да, – сказала она, довольная его порывом, – получается, ты прав, потому что Рауля явно обуяла похоть. К несчастью, он был женат на сестре этого ужасного Тибо, графа Блуаского. Того, который пытался меня похитить. Ты помнишь?

– Этого мерзавца я вовек не забуду! – нахмурился Генрих.

– Он мне никогда не нравился, – продолжила Алиенора, – и в то время граф по каким-то причинам отказывался принести оммаж Людовику. И вот, чтобы отомстить мужу, я посоветовала Раулю добиться расторжения его брака. Он сразу согласился, потому что они с Тибо враждовали. В конечном счете Рауль ушел от жены, и Людовик назначил трех епископов, которые должны были аннулировать его брак и обвенчать с Петрониллой. И тут начался кошмар. Тибо встал на сторону сестры и пожаловался Папе Римскому. Конечно, тут не обошлось без вмешательства аббата Бернара, который нашептывал его святейшеству и всем остальным, кто был готов слушать, что священные узы брака нарушаются, а дому Блуа наносят оскорбление.

– И что случилось? – спросил Генрих.

– Папа приказал Раулю вернуться к жене. Видел бы ты тогда Петрониллу. Она чуть с ума не сошла от горя. Но Рауль остался с ней, отказался ее оставить. За это они оба были отлучены. Людовик встал на защиту Рауля и объявил войну Тибо. Поверь мне, для того у него имелось немало оснований. Во время этой войны и произошло кровопролитие в Витри.

– Об этом я знаю, – сказал Генрих.

– Конечно, знает и весь христианский мир, – вздохнула Алиенора. – Это было ужасно. Во всем обвинили Людовика, но он вовсе не хотел, чтобы так случилось. Когда горожане заперли перед ним ворота, он приказал своим людям пускать на замок огненные стрелы. Замок был деревянный. Он загорелся – и защитники погибли, а воины Людовика смогли проникнуть в город. Ничего другого не планировалось. Но воины озверели, командиры не могли их сдержать. Они действовали мечами и факелами, и вскоре запылал весь город. На улицах была настоящая кровавая бойня. Те, кому удалось бежать, искали убежища в соборе, думая, что там будут в безопасности. Несчастные глупцы!

– Не говори мне, что благочестивый Людовик приказал поджечь собор, – прервал ее Генрих.

– Нет, его не было вблизи собора. Он наблюдал за всем этим ужасом за стенами города, с вершины холма. Ветер перенес пламя с соседних домов на собор, и огонь пожрал его с ужасающей скоростью. В тот день погибли полторы тысячи человек – женщины, дети, старики и немощные. Просто ужас! – Алиенора посмотрела на Генри затравленным взглядом.

– Ты это видела? – спросил он, мрачно глядя на нее.

– Нет, я была в Париже, но мне пришлось иметь дело с Людовиком после его возвращения. Он был потрясен. Он все видел, слышал крики несчастных людей, оказавшихся в ловушке, ощущал запах горелого мяса. – Алиенора поморщилась. – Людовик беспомощно смотрел, как обвалилась крыша и все несчастные сгорели. Он чувствовал, что виноват, хотя у него в мыслях не было ничего такого. – Она вспомнила пепельное лицо короля, вспомнила, как его трясло, как он не мог говорить, два дня лежал больной и безмолвный в кровати. – После этого Людовик уже не был таким, как прежде. Его придавило чувство вины. Он даже состриг свои длинные волосы, хотя они мне всегда нравились, стал носить монашескую одежду.