Зоэ Бек - Голос крови

Его шоферская служба протекала монотонно. Каждый день один и тот же рутинный распорядок. Подъем в половине седьмого, задолго до того, как встанут родители. К семи пятнадцати он успевал принять душ, позавтракать и облачиться в непременный черный костюм с белой рубашкой и неярким галстуком. Чандлер-Литтон придавал большое значение приличному внешнему виду, и потому Бен каждое утро начищал элегантные черные ботинки. Седрик выделил ему деньги на приобретение нового гардероба: пять костюмов, десять рубашек, десять галстуков, три пары обуви, три подходящих ремня, два макинтоша. Он оплатил даже заколки для галстука, запонки и носки. Новый бумажник. И так далее. Никогда в жизни у Бена еще не было такой дорогой одежды. И по правде сказать, он никогда в жизни не стал бы покупать этих вещей, даже будь у него на это деньги.

В четверть восьмого он ехал на стоянку лимузина «мерседес», в гараж, предоставленный в пользование руководящего состава «ИмВака». Там он осматривал основные узлы механизма, невзирая на то что в этом не было никакой необходимости, проверял, не ковырялся ли кто-то в машине, и еще до восьми отправлялся на ней в Дарем к дому Чандлер-Литтона. Там он ждал, а ровно в половине девятого тот бодро выскакивал из двери. Забросив на заднее сиденье портфель, Чандлер усаживался сам, а Бен снова залезал на водительское сиденье, чтобы везти его в фирму. Бена никогда не приглашали зайти в дом.

Около девяти они заезжали в гараж. Бен должен был каждый день выбирать новый маршрут. Чандлер-Литтон боялся покушений со стороны «сверхамбициозных защитников животных», как он сам называл этих людей. Иногда он употреблял слово «экотеррористы». На лимузине, как и в окнах его кабинета, стояли пуленепробиваемые стекла. В здание можно было попасть только после предъявления кодовой карточки в комбинации с отпечатками пальцев. Вход на этаж, на котором находился кабинет Чандлер-Литтона, был также по пропускам, доступ туда имели считаные единицы. На нем Бен тоже ни разу не побывал. Время ожидания он проводил у дежурного в швейцарской. Там всегда имелся свежезаваренный чай, а еду им в любом количестве доставляли из столовой. Все портье на самом деле были работниками службы безопасности и при помощи мониторов держали под наблюдением не только главный вход, но и все запасные, черные и подвальные двери. Бену удалось узнать, что где-то в здании была еще одна комната с мониторами. Там сидели три охранника из службы безопасности и, не отрывая глаз, следили как минимум за тремя десятками мониторов. По крайней мере, так утверждал Брэди, с которым Бен убивал время в первую неделю своей работы в фирме. Здание находилось под круглосуточной охраной. Многие отделы были оснащены такой системой безопасности, какие стоят в тюрьмах строгого режима, к подопытным биглям имели доступ лишь немногие избранные, а на каждого сотрудника заводилось толстое досье, куда заносились данные всесторонней тщательной проверки. Узнав об этом, Бен немедленно позвонил из Изингтона Седрику.

– Мне это известно, – сказал Седрик. – Я знаю охранную фирму, которая на него работает, и знаю, как они проводят свою тщательную проверку. Не беспокойтесь. Вас считают тем, кем вы представились.

Бен засмеялся:

– Зачем я вам тогда еще нужен?

Седрик ответил:

– Затем, что меня Чандлер-Литтон знает. И потому, что без вас мне пришлось бы выходить из дому.

Вот вам результат, если ваш наниматель страдает агорафобией! Он – мастер расследований, но из дома выходит только в случае крайней необходимости.

Вечером около половины седьмого Бен отвез Чандлер-Литтона домой. Затем вернул машину в гараж и уже на своей поехал к родителям, прогулялся по обычному маршруту на случай, если его проверяют более тщательно, чем остальных, и рано удалился в свою комнату. Там он перечитал все, что нашлось в сети, на тему исследований в области эмбриологии и оплодотворения in vitro, об «ИмВак» и опытах на животных.

Бена очень устраивала эта рутинная служба. При таком распорядке у него было достаточно времени, чтобы подробно ознакомиться с планами комплекса, в котором располагался «ИмВак», и наладить приятельские отношения с Брэди. Об охранной системе, установленной в здании фирмы (и в доме Чандлер-Литтона), он узнал больше, чем мог записать, не привлекая к себе внимания, но результат наблюдений был нулевой. В душе он надеялся, что так будет продолжаться еще долго. Вдобавок он был рад немного отдохнуть от Нины, вечно требовавшей ответа на вопрос, как он представляет себе свое и ее будущее. В денежном отношении он был хорошо обеспечен благодаря двойной зарплате: одну он получал на руки в виде шоферского жалованья от Чандлер-Литтона (причем оно было больше того, что он зарабатывал как редактор), вторую – от Седрика Дарни, который переводил ему деньги на отдельный счет. Они рассчитывали, что Бен пробудет на этой работе не меньше двух месяцев. За это время он отложит достаточно денег, чтобы месяцев девять прожить без постоянной работы. У него не было определенных планов, что он будет делать потом, и только Нина то и дело пыталась прижать его к стенке своими вопросами о дате будущей свадьбы. А он… он вел себя как трус.

С Ниной они были вместе уже три года. Почти четыре, если быть точным. Сначала ему казалось, что в этой женщине он нашел воплощение своей идеальной мечты. Потом он понял, что Нина воплощала в его глазах тот тип женщин, которых такие, как он, совершенно не интересуют. Нина была приятная, хорошенькая и очень образованная девушка из весьма обеспеченной семьи. Она защитила диссертацию по философии и преподавала в университете. Ему было лестно, что она обратила внимание на него, парня из рабочей среды, окончившего гораздо менее престижный университет и пытающегося пробиться в журналистике. Он наслаждался этим чувством и принял его за любовь. С тех пор как она завела речь о женитьбе и детях, он посмотрел на все другими глазами. Но никак не решался с ней расстаться. Он тянул резину из боязни, что потом будет об этом жалеть.

И тут вдруг Фиона! Такая непохожая на Нину. Нина – женщина, олицетворяющая спокойное, обеспеченное будущее, интеллектуальные разговоры. Этого он искал, к этому стремился. Выбрав ее, он сделал бы решительный шаг прочь от своего прошлого, от Изингтона, пресловутого Изингтона. Знаменитого тем, что в нем больше тучных людей, чем во всех других городах Англии. Знаменитого тем, что в нем безнадежно высок уровень безработицы, а также процент больных людей. Знаменитого тем, что это самый злополучный город в стране, и тем, что здесь снимался «Билли Элиот».

Бен, которому дома с ранних лет внушали, что он странный мальчик, потому что еще до школы научился читать и писать, которого считали не совсем нормальным, потому что в двенадцать лет он ездил на велосипеде в Питерли или Дарем не за сигаретами, а за книжками… Одним словом, Бен поклялся, что никогда не станет таким, как его братья. И не стал. Нина всегда была для него живым подтверждением этого факта. С каждым днем он все яснее чувствовал, что дальше так продолжаться не может. Между жизнью в Изингтоне и жизнью с Ниной было столько всего другого. Но таким уж он уродился трусом. Иногда он звонил ей вечером и рассказывал всякую полуправду о своей работе («Ассистент в руководстве фирмы») и о своем семействе («Я сейчас нужен дома родителям»), говорил, что пока, мол, придется подождать. В нынешний уик-энд ему ну никак невозможно приехать из Англии. Наверное, на той неделе. Наверно.