Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

– Правда, мне лично никогда его услуги не требовались… – прибавила Андреа.

«Чирк, чирк» – скребло по бумаге перо Дайаны. Она захлопнула записную книжку и небрежно сунула ее в сумочку.

– Но есть люди, которым психолог действительно необходим. У нас в городе таких полным-полно, – продолжала Андреа.

Байрон заставил себя посмотреть на нее и широко улыбнуться, ему хотелось, чтобы всем этим женщинам стало ясно, что он к числу таких людей не относится, что он абсолютно нормальный, просто голова частенько болит.

– Например, моя свекровь! – тут же вставила Диэдри. – Представляете, она пишет любовные письма этому диджею с «Радио-2»! Как там его зовут?

Андреа сказала, что понятия не имеет. Она диджеями совершенно не интересуется. Ей куда ближе Бетховен.

– Я ей все время говорю: мама, нельзя же писать ему каждый день! У нее эта штука – как она называется? – И снова матери дружно покачали головой: нет, не знаем, но на этот раз Диэдри вспомнила сама: – Шизофрения, вот! Она говорит, что он с ней по радио беседует.

– А мне нравится писать письма, – сказал Байрон. – Один раз я написал королеве. И она мне ответила. Правда, мам? Или, может, это фрейлина мне ответ написала.

Андреа долго смотрела на него изучающим взглядом, вытянув губы трубочкой, казалось, она сосет леденец от ангины. И Байрон пожалел, что упомянул о королеве, хотя в душе он очень гордился этой перепиской. Письмо, полученное от королевы, он хранил в особой жестяной коробке из-под печенья «Джейкобз» вместе с письмами из NASA и от мистера Роя Касла. Он чувствовал, что у него прямо-таки талант к написанию писем.

– Ну, вряд ли ты описывал королеве, какое у тебя нижнее белье, – со смехом сказала Диэдри, – а моя свекровь именно это и делает.

Женщины чуть не попадали с кресел от смеха, и Байрону страшно захотелось исчезнуть. У него даже уши поникли от смущения. Никакого нижнего белья у него и в мыслях не было, но теперь, после слов Диэдри, перед глазами возникла совершенно непристойная картина: все матери его одноклассников в одинаковых корсетах персикового цвета. Он прямо не знал, как отогнать от себя это видение, и вдруг почувствовал, как нежная рука Дайаны ласково сжала под столом его пальцы. Между тем Андреа продолжала вещать во весь голос: душевное расстройство – это серьезное заболевание, и таких больных необходимо срочно помещать в «Бесли Хилл», в конце концов, это самое гуманное, что можно для них сделать. Это как с гомосексуалистами, заявила Андреа. Им необходима помощь, чтобы поправиться.

После этого женщины принялись обсуждать совсем другие вещи. Рецепт куриных эскалопов. Летние Олимпийские игры. У кого до сих пор только черно-белый телевизор? Диэдри Уоткинс сказала, что каждый раз, когда она открывает крышку своего нового морозильника и наклоняется над ним, ей становится страшно: вдруг муж вздумает запихнуть ее туда головой вниз? А мать нового ученика спросила, не боится ли Андреа за своего мужа Энтони. Ведь после недавних взрывов и разгула страстей среди членов IRA профессия адвоката стала далеко не безопасной. Андреа ответила, что этих террористов, с ее точки зрения, следовало бы как следует приструнить, что все они фанатики, а ее муж, к счастью, занимается внутренними делами и преступлениями.

– Господи! – сказали женщины.

– Увы, иной раз перед ним предстают и женщины-преступницы. Иногда даже матери.

– Матери? – с недоверием переспросила Диэдри.

Сердце у Байрона свернулось, точно оладья, и рухнуло куда-то в желудок.

– Ну да, – подтвердила Андреа. – И эти матери полагают, что, раз у них есть дети, им можно безнаказанно совершать любые преступления. Но Энтони в этом отношении очень строг. Если нарушение закона имело место, кто-то должен за это ответить. Даже если преступник – женщина. Даже если она мать.

– И совершенно правильно, – сказала мать нового ученика. – Око за око.

– Иногда в суде они выкрикивают самые возмутительные оскорбления. Энтони даже не хочет при мне повторять, какие слова они произносят.

– Боже мой! – дружно пропели женщины.

Байрон просто смотреть не мог на Дайану. Он слышал, как она вместе со всеми тихонько охнула и сказала «боже мой», а потом поднесла к губам свою чашку и сделала глоток, ее розовые ноготки при этом слегка царапнули фарфоровую поверхность, а кофе еле слышно булькнул у нее в горле. Ему была совершенно очевидна ее невиновность, эта ее невиновность была прямо-таки физически ощутима, и все же при всей своей невиновности она, сама того не подозревая, совершила преступление и уже целых девять дней может считаться преступницей. Господи, до чего же ему было жаль, что все так получилось!

– Такова цена феминизма, – резюмировала Андреа. – Из-за него наша страна и летит ко всем чертям.

– Да, да, – заворковали женщины, окуная губы, точно маленькие клювы, в чашечки с кофе.

Байрон шепнул Дайане, что хорошо бы сейчас отсюда уйти, но она лишь молча покачала головой. Ее лицо было совершенно непроницаемым, глаза казались стеклянными.

– Вот что случается, – между тем продолжала Андреа, – когда женщины выходят на работу. Мы не можем стать мужчинами. Мы – женщины . И должны вести себя, как женщины . – Она особенно подчеркнула слово «женщины», сильно нажимая на слог «жен», как бы придавая этому слову дополнительное значение: жена . – Первый и основной долг замужней женщины – рожать детей. И мы не должны требовать для себя большего.

– Да, да, – загомонили женщины.

«Плюх, плюх» – это Диэдри бросила в чашку еще два куска сахара.

– Почему это не должны? – раздался вдруг чей-то тоненький голос.

– Простите? – Кофейная чашка, которую Андреа поднесла к губам, так и застыла в воздухе.

– Почему мы не должны требовать для себя большего? – снова послышался тот же тихий голосок.

Пятнадцать лиц мигом повернулись в сторону Байрона. Он покачал головой, желая сказать, что ничего не говорил и никого обидеть не хотел, и вдруг, к собственному ужасу, понял, что тихий голосок принадлежит его матери. Дайана, убрав за ухо непокорную прядь, сидела, вытянувшись в струнку, – так она обычно сидела за рулем «Ягуара», показывая мужу, что полностью сосредоточена на дороге.

– Я, например, не хочу всю жизнь сидеть дома, – продолжала она. – Мне еще очень многое хочется повидать. И когда дети подрастут, я, возможно, снова подыщу себе какую-нибудь работу.

– Вы хотите сказать, что уже когда-то работали? – спросила Андреа.

И Дайана, опустив голову, пробормотала:

– Я только хотела сказать, что это, возможно, было бы интересно.

Господи, что она делает?! Байрон смахнул с верхней губы капельки пота и поглубже забился в кресло. Больше всего ему хотелось, чтобы его мать была такой, как все. Ан нет, она заговорила о том, что хотела бы стать другой, хотя она и без того сильно выделяется среди этих женщин, она даже представить себе не может, насколько она другая. Ему хотелось встать, захлопать в ладоши или даже закричать на мать – просто чтобы отвлечь их внимание на себя.