Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

– А! – отмахнулась Дайана и, усмехнувшись, взяла свой стакан.

Беверли надулась, всем своим видом показывая: уж ей-то ни один мужчина не посмел бы указывать, можно ей работать или нет. Впрочем, выражение лица у нее было довольно странное, во всяком случае, Байрон не мог понять, чего в ее взгляде больше – сочувствия к его матери, возмущения его отцом или же презрения к ним обоим. Похоже, сочувствовать Беверли была способна только самой себе. Байрон даже попытался запечатлеть выражение ее лица, чтобы потом продемонстрировать рисунок Джеймсу, но рисовал он всегда неважно, и Беверли получилась похожей на какого-то зверька. Пришлось даже пририсовать ей уши и усы – он решил сказать Джеймсу, что просто наблюдал за бродячей кошкой.

Во время их очередного разговора по телефону Джеймс согласился с мнением Беверли, что Дайана вполне могла бы стать сотрудницей фирмы «Эйвон», если б захотела, конечно. Он спросил, не было ли разговоров про швы, и Байрон сказал, что нет. Он по-прежнему все старательно записывал и помечал точную дату и время разговора, а также место, где этот разговор происходил. Он сказал Джеймсу, что это немного напоминает лабораторную работу по истории, и Джеймс тут же заметил:

– Только в истории далеко не все правда. Стоит как следует подумать, и сразу начинает казаться, что это просто чьи-то россказни.

Байрон возразил: уж если что-то напечатано в учебнике по истории, то это наверняка правда. Но Джеймс с ним снова не согласился и сказал:

– А что, если те, кто написал этот учебник, попросту не представляли себе всей полноты картины? А если вообще наврали?

– Зачем же им врать?

– Чтобы историю было проще понять. Чтобы казалось, будто одно естественным образом приводит к другому.

– Ты хочешь сказать, что история – это что-то вроде той дамы в цирке, у которой якобы ноги отпиливают?

Это вызвало у Джеймса такой приступ хохота, что Байрон даже испугался: еще телефон уронит. На всякий случай он стал шепотом повторять имя Джеймса, пока тот не успокоился и в очередной раз не спросил, поднимал ли Байрон тему пропавшей зажигалки. Байрону пришлось признаться, что он все время хочет это сделать, только не знает, как начать. Джеймс слегка вздохнул, давая понять, что сейчас даст в высшей степени разумный совет, и спросил:

– Ручка есть? Тогда пиши. – И продиктовал слова, которыми Байрону и следовало воспользоваться при первой же возможности.

В пятницу такая возможность наконец-то представилась. Женщины загорали, лежа в шезлонгах. На столик рядом Дайана поставила напитки, блюдо с маленькими сосисками для коктейля и кусочками мягкого сыра на ломтиках сельдерея. Все закуски были снабжены палочками. Дайана была в голубом купальнике, а Беверли раздеваться не стала, только рукава закатала да подол платья подвернула, подставив солнцу незагорелую плоть, такую белую, что она, казалось, светится на солнце.

– Как бы мне хотелось попутешествовать! – говорила Дайана. – Столько всего хочется повидать! Побывать, например, в пустыне. Как-то раз я видела фильм про пустыню. Но хотелось бы собственной кожей почувствовать ее палящий жар, испытать настоящую, смертельную жажду.

– Ну, жара и у нас в Англии бывает, – возразила Беверли и даже рукой прихлопнула, словно припечатывая свои слова. – Зачем же в пустыню ехать?

– Чтобы все было другим. И потом, я имела в виду настоящую жару. Палящую. От которой на коже вздуваются пузыри.

– Тогда можно поехать в Испанию, – сказала Беверли. – Уж ты-то могла бы себе это позволить. Одна моя знакомая ездила в Испанию и вернулась с таким потрясающим загаром! Только перед поездкой придется разные таблетки принимать, потому что питьевая вода там очень плохая, да и туалетов нормальных нет, просто дырки в полу. Зато моя подруга привезла оттуда игрушечного ослика. В такой испанской шляпе. Как же она называется? Ну, такая, испанская?

Дайана улыбнулась, но ответа на этот вопрос она явно не знала.

– Ну, еще такое смешное название… – все пыталась вспомнить Беверли.

– Вы имеете в виду сомбреро? – вежливо подсказал Байрон, но Беверли сделала вид, что не слышит, и как ни в чем не бывало продолжала говорить о своем:

– …размером почти с ребенка. Ослик, конечно, не шляпа. Она его в гостиной поставила. Мне бы тоже ужасно хотелось иметь такого ослика в сомбреро!

Байрон заметил, что мать задумчиво прикусила губу, а глаза у нее так и сверкают, и сразу понял, о чем она думает: хочет непременно отыскать для Беверли такого ослика.

– И потом, в пустыню муж тебе все равно поехать не позволит, – рассуждала Беверли. – Он, я думаю, и в Испанию тебя не отпустит. Ты и сама прекрасно знаешь, что он на это скажет. – Беверли напыжилась, пригнула подбородок к груди и села очень прямо, точно спина у нее не сгибается. Получилось не очень похоже на Сеймура – но, в конце концов, она же с ним никогда не встречалась, – однако чем-то напоминало его манеру держаться. – Я не желаю иметь дело с какими-то «макаронниками»! [51]– густым басом проревела Беверли. – И еду их в рот не возьму!

«Да, пожалуй, именно так и сказал бы отец», – подумал Байрон.

Дайана улыбнулась:

– Ты просто ужасна.

– А ты мне нравишься.

– Что, прости?

– Н у, это из телевизора. Ты что, телевизор не смотришь?

– Смотрю иногда новости по BBC-1.

– Господи! Ты у нас такая шикарная, что самых простых вещей не понимаешь, Ди. – Беверли засмеялась, но в этом смехе словно таилось нечто острое, опасное, точно такой же острый «гвоздь» чувствовался в ее словах, когда во время их первого визита на Дигби-роуд она с улыбкой уверяла Уолта, что он просто забыл о травме, полученной Джини.

– Я совсем не шикарная, – тихо сказала Дайана. – Не стоит судить о людях по их внешности. И пожалуйста, не называй меня Ди. Так меня называла мать, и мне это неприятно.

Беверли округлила глаза.

– О-о-о! – пропела она. – Надо же, я ее, оказывается, обидела! – Она помолчала, явно взвешивая про себя, стоит ли высказывать вслух то, что давно уже у нее на уме. Потом рассмеялась, словно решила отбросить всякую сдержанность: – Да нет, ты очень шикарная. Настолько шикарная, что и не подумала остановиться и посмотреть, как там моя девочка! Ты была уверена, что можешь преспокойно взять и уехать, а потом целый месяц не появляться!

Дайана резко выпрямилась. На мгновение Байрону даже показалось, что уступать Беверли мать не намерена. Как, впрочем, и Беверли ей. Дайана довольно долго смотрела Беверли прямо в глаза, давая ей понять, что отлично поняла истинный смысл сказанных ею слов. А Беверли смотрела на нее так, словно ей ничуть не жаль, что она эти слова сказала. В воздухе запахло грозой. И вдруг Байрон увидел, как его мать опустила голову. У него возникло ощущение, словно ее ударили, сбили с ног, швырнули на пол… хотя никто, разумеется, не бил ее и не швырял на пол, она по-прежнему сидела на солнышке рядом с Беверли, и Беверли продолжала молча смотреть на нее, словно гипнотизируя своим непрощающим взглядом.