Рут Озеки - Моя рыба будет жить

— Интересно, сколько нам осталось времени… — сказала она.

— Кто знает? — ответил он. — Лучше наслаждайся, пока можно.

Он протянул ей устрицу. Пальцы у него были обветренные и мокрые.

— Хочешь еще одну?

— Можно, — острый край раковины у губ, мягкость холодной плоти на языке. Она проглотила, смакуя соленую влагу. Вокруг их камня поднимался прилив; волны подкрадывались к ногам.

— Я замерзла, — сказала она. — Пошли домой.

Тебе когда-нибудь приходилось издеваться над волной? Бить ее? Колотить? Пинать? Щипать? Бить палкой до смерти?

Глупо.

Как-то раз, уже после того как старушка Дзико обнаружила мои шрамы, она взяла меня с собой в город, по делам. На обратном пути ей захотелось купить рисовых колобков, и газировки, и шоколадок. Она носилась с идеей, что мы можем сесть на автобус до океана и устроить пикник. Мне было, в общем, все равно, но она явно думала, что для меня будет просто праздником поесть еды из магазина и поиграть у моря, так что я такая, ну ладно — ну ты понимаешь, я не стала упираться, кому захочется разочаровывать человека, которому уже сто четыре.

Из-за своих катаракт Дзико не очень хорошо ходила, и она всегда брала с собой палочку, но на самом дела она ужасно любит, когда ты держишься с ней за руки. Мне кажется, когда она держится за руку, то чувствует себя увереннее, так что у меня вошло в привычку всегда брать ее за руку, когда я была рядом, и, если совсем честно, мне это нравилось. Мне нравилось чувствовать ее тоненькие пальцы в своих. Мне нравилось быть тем, кто сильнее, и ощущать рядом ее крошечную фигурку. Я чувствовала себя полезной. Когда меня не было рядом, она пользовалась палочкой. Мне нравилось чувствовать, что я полезнее палки.

Перед тем как сесть на автобус до моря, Дзико хотела зайти в Family Mart в городе, купить все для пикника, но на парковке у входа болталась шайка девиц-янки [113] Янки — хулиган, от английского Yankee . Распространенный образ янки — несовершеннолетний хулиган с выбритыми бровями, одетый в длинный, ярко раскрашенный, с аляповатой вышивкой халат, который называется токко-фуку. Слово токко-фуку означает «форма специального назначения»; так называлась форма Токкотай, отрядов специального назначения — камикадзе во время Второй мировой войны. , так что я соврала и сказала, что есть не хочу. Это были телки-байкерши из «племен скорости» {15} 15 Speed Tribes — термин из одноименного сборника рассказов Карла Таро Гринфилда, посвященного жизни японской молодежи 1990-х после обвала японского «экономического пузыря». Термин получил распространение в связи с байкерской культурой в Японии. — вытравленные желтые и оранжевые лохмы, мешковатые штаны, как у рабочих на стройке, и развевающиеся лабораторные халаты вроде тех, что носят доктора и ученые, только не белые. Халаты были кислотно-ярких расцветок, с намалеванными поверх жирными черными кандзи. Девицы сидели на корточках на тротуаре у двери, курили и жевали жвачку. Парочка из них опирались на деревянные мечи, такие, знаешь, для кэндо, и я такая, ну нет, бабушка, я правда совсем не голодная, но старушка Дзико уже вложила душу в этот будущий пикник ради меня, и что я могла поделать? Я сжала ее маленькую руку очень крепко, и, когда мы подошли к девицам, одна из них плюнула нам прямо на ноги, а остальные начали говорить всякие вещи. Ничего нового я не услышала, спасибо школе, но все же это был шок, потому что Дзико такая старенькая, как можно говорить всякие грубости насчет манко [114] Манко — матерное обозначение женских половых органов. и чинчин [115] Чинчин — пенис. старушке-монахине? Шли мы мимо них целую вечность, потому что Дзико ходит так медленно, а они вроде как загораживали нам дорогу. Они все орали и плевались, и я чувствовала, как дико стучит у меня сердце и лицо становится горячим, хотя Дзико и глазом не моргнула.

Наконец мы вошли в Family Mart. Все время, пока мы выбирали рисовые колобки и напитки и решали, хотим мы купить на десерт шоколад или кексики со сладкими бобами, или и то, и то, я всё поглядывала в окно на девиц, сидевших на корточках снаружи. Я знала, когда мы будем уходить, они нам еще много всего скажут. Может, они будут кидать в нас чем-нибудь, а может, поставят подножку. Может, они проследят за нами до пляжа, и подговорят своих парней изнасиловать нас и избить, и сбросить наши мертвые тела в океан, а может, они и сами сделают дело с помощью деревянных мечей. В школе я уже привыкла представлять, как подобные вещи происходят с моим телом, потому меня это не так уж беспокоило, но идея, что кто-то может навредить моей Дзико, была для меня совершенно новой, и от этого мне хотелось блевать.

Но старушка Дзико не обращала внимания ни на что. Она полностью посвятила себя выбору рисовых колобков с начинкой и, в конце концов, остановилась на соленой сливе, ароматизированной морской капусте и острой тресковой икре. Она хотела, чтобы я выбрала шоколадки — Pocky или Melty Kisses, или и то, и то? — но как я могла сосредоточиться на таких пустяках? Я должна была защитить нас от врагов, поджидавших за дверью, даже если она была слишком слепой и старой, чтобы понимать всю опасность нашего положения; и я пыталась подсчитать свои шансы против десятка сучек-янки с нехилыми мечами, и все, что у меня при этом было, — моя несчастная супапава !

Расплатиться на кассе у Дзико заняло целую вечность — ты знаешь, как оно бывает со стариками и их кошельками для мелочи, — но я не возражала и не предложила помочь. Я вроде как надеялась, что на это у нее уйдет весь день и к тому времени, как она закончит, шайки уже здесь не будет, но нет, куда там. Они все еще были здесь, сидели на корточках на тротуаре, и только мы вышли, они стали на нас надвигаться, поплевывая и примеряясь. Я попыталась поскорее провести мимо них Дзико, но ты знаешь старушку Дзико. Она никогда не торопится. Девицы начали орать, и чем ближе мы подходили, тем пронзительнее и визгливее становились вопли. Я выдвинулась вперед, но когда мы с ними поравнялись, Дзико вдруг остановилась. Она развернулась к ним лицом и стала разглядывать, будто только что их заметила, а потом потянула меня за руку и начала продвигаться в их направлении.

Я потянула ее назад, шепча: «Дамэ да йо, Обаачама! Ико йо!» [116] Дамэ да йо, Обаачама! Ико Йо! — Нет, не надо, бабушка! Пойдем! , — но она не слушала. Она подошла, встала прямо перед ними и окинула долгим, внимательным взглядом — так она на все смотрит. Подолгу и внимательно, может, потому, что изображению требуется некоторое время, чтобы проникнуть сквозь мутные линзы ее катаракт. Девицы, с их яркими, вырви-глаз, штанами и синими, оранжевыми, красными лабораторными халатами с жирными черными кандзи, ей, наверно, казались сплошной мешаниной линий и пестрых красок.