Грег Мортенсон - Школа на краю земли

Мы с Сарфразом проснулись около пяти утра, с трудом растолкали водителя, «погрузили» его на заднее сиденье и двинулись дальше. За руль сел Сарфраз. Солнце только появилось над горизонтом, когда мы въехали в Бадахшан. Все здесь было знакомо и радовало глаз: плодородные поля, поросшие сочной травой холмы, величественные скалы. Чувство, что этот край для нас родной, усилилось, когда мы проехали несколько объектов ИЦА. Мы миновали школы в Факхаре, Файзабаде и Бахараке, потом, когда дорога повернула на юг, – в Шодхе и Джеруме. Восточнее нас встретили школы в Эскане, Зиабаке, Вардаке и Кох-Мунджоне.

При других обстоятельствах мы остановились бы в каждой – расспросили, как дела, выпили бы чаю. Но сейчас на это не было времени. В целом мы двигались по намеченному графику, но Сарфраз не снимал ноги с педали газа. Так мы миновали еще одиннадцать наших объектов, а всего проехали двадцать школ. Они были наглядным свидетельством того, что, несмотря на все трудности и препятствия, мы многого достигли. Наша работа на севере Афганистана была плодотворной. Да, нам есть чем гордиться. Я уже собирался было поздравить самого себя со всеми этими успехами, но отвлекся, залюбовавшись красотой окружающей природы. За год отсутствия я и забыл, что Вахан, этот удаленный от всего мира, глухой уголок страны необыкновенно прекрасен.

Минувшая ваханская зима оказалась самой холодной за последние двенадцать лет. Непрекращающиеся снежные бураны завалили Памир сугробами. Морозы держались до июня. В таких условиях крайне трудно было выживать как людям, так и животным. Многие крестьяне потеряли в эту зиму значительную часть скота. Когда наконец пришла оттепель, начались новые беды: оползни, наводнения, лавины. Но у всех этих природных катаклизмов была все же и положительная сторона.

Земля пропиталась влагой от тающих снегов и ледников. Пейзаж радовал глаз по-весеннему яркой изумрудной зеленью. Она не желала уступать место коричневым и палевым краскам середины лета. В деревнях собирали богатый урожай пшеницы, картошки, проса. Над лоскутным одеялом обработанных полей возвышались две стены гор – на юге Гиндукуш перекрывал путь в Пакистан, на севере за Амударьей (так у автора. Видимо, р. Пяндж или р. Вахан. – Ред. ) виднелся Памир, за которым простирался Таджикистан. Трудно было охватить взглядом всю эту завораживающую картину: сверкающие вершины, пенящаяся река, рыжие и сиреневые скалы, всполохи лютиков и цветущего шиповника, и над всем этим – бездонное синее небо.

На второй день после выезда из Кабула мы добрались до последней, двадцать первой нашей школы в этом районе, находящейся в селении Сархад. Тут проезжая дорога заканчивалась. Дальше в суровые и холодные высокогорья Южного Памира нужно было пробираться по узкой горной тропе. Даже в середине лета здесь чувствовалось дыхание зимы. Среди скал у реки Сархад попадались луга, поросшие густой невысокой травой, как в тундре. Такого рода растительность вполне можно встретить где-нибудь в субполярных широтах на севере Канады.

Сархад – особый край, отдельная достопримечательность Вахана. Здесь поражает не только необычность природы, но еще и замедленное течение времени. Оно как бы остановилось, замерзло от вечных морозов. Селение состоит из невысоких домиков из камня и глины, вихрастые ребятишки бегают по окрестностям, сопровождая стада лохматых яков и длинноногих двугорбых верблюдов. Такие сцены можно было наблюдать в этих краях и сто, и тысячу лет назад.

Создается впечатление, что быт этих людей абсолютно не меняется. Поля обнесены оградами из выбеленных дождем и ветром костей животных и закрученных рогов горных козлов и курдючных баранов. Мужчины пашут землю такими же тяжелыми плугами, как и много веков назад.

Мы прибыли в деревню после долгого, почти сорокачасового безостановочного марш-броска. Машина остановилась у дома местного вождя Таши Бои. Он руководил всей общественной жизнью в этой части Коридора. Таши был горячим сторонником борьбы с неграмотностью и преданно служил делу распространения женского образования. Преимущества цивилизации он оценил около десяти лет назад – тогда специальный курс терапии позволил ему избавиться от опиумной зависимости (весьма распространенной проблемы в этом регионе). В его доме под одной крышей живут жена и дети, а также еще человек пятнадцать разных родственников.

Традиционная для народности вахи «хижина с очагом» представляет собой шестиугольный шатер с земляным полом. В середине находится углубление, в котором поддерживается огонь. Вокруг разложены толстые одеяла и шерстяные коврики. На них и сидят, и спят члены семьи. Крышу поддерживают грубо отесанные деревянные шесты. О том, что мы живем в эру технического прогресса, напоминает лишь одна опора – пушка от советского танка «Т-62».

Я никогда не углублялся в Ваханский коридор дальше Сархада. Перед тем, как войти в юрту и присоединиться к трапезе, главное блюдо которой составлял суп-лапша, я кинул взгляд туда, где обрывалась дорога. Примерно в двадцати пяти километрах к югу видны были отроги Гиндукуша. Если идти полтора дня пешком в этом направлении, можно добраться до Иршадского перевала. А примерно в семидесяти километрах восточнее лежали земли, где древние киргизы погребали своих сородичей. Это и был Бозаи-Гумбаз. Если мы с Сарфразом сможем собраться в дорогу завтра с самого утра, то через три дня встретимся с Вохид Ханом и Абдул Рашид Ханом.

Я шагнул в дом с надеждой на то, что менее чем через семьдесят два часа наконец смогу сделать то, к чему стремился все последние годы. Но именно в этот момент судьба снова дала мне пощечину, продемонстрировав, что в этом мире мало что происходит так, как предполагаешь.

Все детство я провел в Африке, в сельской местности, и, думаю, благодаря этому вырос очень здоровым и крепким. За шестнадцать лет работы в Пакистане и Афганистане я болел всего дважды. Но когда я проснулся на следующее утро в хижине вождя Сархада, понял, что дело плохо: меня знобило, дыхание было затруднено, все кости ломило. Через час началось сильное головокружение и поднялась высокая температура.

Все эти симптомы наводили на мысль о том, что у меня малярия. Я уже болел ею дважды в детстве. Но в этой области Вахана не было малярийных комаров. Но, так или иначе, я оказался заложником недуга. Таши Бои и Сарфраз укрыли меня четырьмя или пятью одеялами, дали горячего зеленого чая, и я провалился в забытье. Я совершенно утратил чувство времени и «выныривал» из горячечного тумана лишь иногда, чтобы оглядеться и понять, что происходит вокруг. Иногда мне казалось, что на пирамиду одеял кладут еще одно, или сквозь сон я ощущал, что кто-то делает мне точечный массаж стоп и головы двумя или тремя пальцами. Периодически я слышал, как Сарфраз перешептывался с домочадцами Таши: они обсуждали мое состояние и решали, что делать дальше. Пару раз я просыпался среди ночи: вокруг меня тихо сидели старейшины деревни. Жители Сархада переживали за меня и не оставляли в одиночестве. Во время болезни я все время чувствовал их присутствие рядом: они по очереди дежурили у моей постели, держа меня за руку.