Грег Мортенсон - Школа на краю земли

Представители этого народа кочевали по территории площадью примерно 5000 квадратных километров вместе с лошадьми, овцами, верблюдами и яками. Всего племя киргизов насчитывало примерно две тысячи человек. Люди предпочитали в процессе перемещений делиться на небольшие группы, чтобы многочисленный скот не вытаптывал подчистую небольшие пастбища Малого Памира. Однако несколько раз в год все киргизы собирались в «насиженных» местах, распределяясь по трем поселениям, образующим треугольник, где каждый пункт отстоит от соседнего примерно на пятьдесят километров. Первая стоянка располагалась чуть южнее таджикской границы на восточном берегу неглубокого озера Чакмак с водой лазурной голубизны. Впервые его упомянул в своих записках буддийский паломник Сюань Цзан, который прошел весь Вахан, направляясь в Китай в 644 году. «Долина Памира, – писал путешественник, – расположена между двумя вечно занесенными снегами горными цепями. Тут бушуют пронизывающие ветра и свирепствуют морозы. Снег идет даже весной и летом. Вьюга воет ночью и днем. Здесь невозможно выращивать ни злаки, ни фрукты. Деревья встречаются крайне редко. Посреди долины, практически в самом центре мира, на небольшой ровной возвышенности находится большое озеро».

Водитель и Вохид быстро поняли, в каком ужасном состоянии находится танковая колея – ведь по ней не ездили почти двадцать лет. Целый день у «КамАЗа» ушел на то, чтобы преодолеть расстояние в несколько километров до первой стоянки киргизов – в «центре мира». Это место на киргизском называлось Кара-Джилга. Следов цивилизации здесь практически не было. Рядом с тремя полуразрушенными постройками из крошащихся цементных блоков стояло штук двадцать юрт, а на окраине поселения был возведен огромный загон для скота величиной с футбольное поле, окруженный невысокой земляной стеной. Это заграждение должно было хоть как-то защищать животных от ветра и от нападения волков. В общем, место довольно унылое, но у него было одно важное преимущество, которое и заставляло многие киргизские семьи возвращаться сюда каждое лето. В окрестностях находилось несколько отличных пастбищ, густо поросших сочной травой, настолько питательной, что даже самые тощие животные отъедались и нагуливали жирок всего за десять дней.

В Кара-Джилге танковая колея заканчивалась. Следующие двадцать пять километров «КамАЗ» тащился по лугам и каменистым пустошам, пока не оказался в совсем непроходимой местности. Там он разгрузился и отправился в далекий обратный путь через Таджикистан в Ишкашим. Строительные материалы впоследствии будут водружены на спины яков, караван которых преодолеет последний отрезок пути в четверть сотни километров до Бозаи-Гумбаза.

Пока все эти перемещения происходили в дальнем углу Вахана, Сарфраз со своей стороны собрал двенадцать яков в Сархаде. На них он навьючил груз, привезенный вторым грузовиком – дверные и оконные рамы и мешки с цементом, – и пустился в тяжелый трехдневный путь, продвигаясь к Бозаи-Гумбазу с запада. С третьей стороны двигался еще один караван, тоже сформированный моим неутомимым другом. В нем было всего шесть яков, и он вез материалы для кровли из Пакистана через Иршадский перевал.

А я тем временем снова разъезжал по Соединенным Штатам и выступал в разных университетах. В редких перерывах между лекциями и перелетами я звонил Сарфразу и узнавал, как идут дела. Десятого сентября он доложил, что сархадский караван благополучно добрался до цели. Сарфразу надо было поднанять еще несколько яков и двинуться в Кара-Джилгу, чтобы забрать груз нашего «КамАЗа». Он надеялся вернуться как раз к прибытию материалов из Пакистана. Тогда все необходимое для строительства будет наконец собрано в одном месте, и бригада рабочих оперативно возьмется за дело.

Все складывалось как нельзя лучше. Когда мой телефон зазвонил 15 сентября, я думал, что сейчас Сарфраз гордо сообщит, что доставка завершена и работы начались. Но новости были печальными: Сарфраз находился в Кара-Джилге и сказал, что сидит у постели опасно заболевшего и, вероятно, умирающего Абдул Рашид Хана.

Даже по меркам Афганистана, где люди без конца страдают от войн, нищеты, болезней и прочих несчастий, выпавшие на долю Абдул Рашид Хана испытания кажутся очень тяжкими. Будущий вождь киргизов родился осенью 1937 года в небольшой юрте, которую его мать и тетки поставили недалеко от озера Чакмак. Ему суждено было стать свидетелем одной из самых мрачных эпох в истории малого народа – периода трагического раскола и экономического упадка.

В 1978 году и без того немногочисленные киргизы оказались по разные стороны границ. Незадолго до вторжения СССР в Афганистан они искали убежища в Пакистане. Но когда выяснилось, что местный климат и условия жизни абсолютно неприемлемы для кочевников, племя разделилось на две части.

Об этом я подробнее рассказывал в первой главе этой книги. Большая часть киргизов воспользовалась приглашением турецкого правительства и в 1982 г. поселилась в Восточной Анатолии, где обитает и теперь. Это историческое событие принято называть Последним исходом. Однако не все согласились снова обживаться в незнакомом месте. Часть людей во главе с Абдул Рашид Ханом вернулись на уже давно ставшие родными высокогорные пастбища Малого Памира. Они продолжали вести кочевой образ жизни, как и их далекие предки. Таков был их выбор. Но возвращение в Афганистан привело к тому, что киргизским кочевникам пришлось разделить все горести и беды, постигшие эту страну.

В последние годы советской оккупации Абдул Рашид Хан был вынужден вести сложную политическую игру. С одной стороны, ему приходилось сотрудничать с военными (СССР разместил на Южном Памире отряд численностью примерно в тысячу человек), а с другой – тайно помогать моджахедам, поставляя им продовольствие и поддерживая другими разнообразными способами.

Так с помощью дипломатических уловок и хитростей ему удалось уберечь свой народ от жестоких расправ, за которые так ненавидели советских солдат жители Афганистана. Киргизы оказались даже в выигрыше: Россия помогала им в торговых и хозяйственных вопросах. Но когда оккупация закончилась и Афганистан оказался ввергнутым в пучину гражданской войны, которую вели между собой изгнавшие внешнего врага полевые командиры, положение племени значительно ухудшилось. О нем все забыли, власти не интересовались его существованием, и оно осталось один на один со своими проблемами в глухом, отрезанном от внешнего мира горном районе.

Когда в середине 1990-х к власти пришли талибы и распространили свое влияние более чем на 90 % территории страны, кочевники Памира оказались практически в полной изоляции. Правда, кое-какие связи поддерживались с отдельными областями Бадахшана. Но с каждым годом народ нищал и росло чувство безысходности. Оно стало особенно острым, когда некоторые командиры моджахедов начали поставлять в Вахан опиум, чтобы таким образом получить средства для ведения войны против талибов. Зимой 2001 г. военная операция США, последовавшая за событиями 11 сентября, привела к изгнанию талибана с политической арены Афганистана. Но к тому времени киргизское племя Вахана находилось в плачевном состоянии –