Дарья Мийе - Как жить с французом

Кровь прилила к моим щекам. Куда же мне деваться в этой десятиметровой клетушке, когда он выйдет из ванной с вафельным полотенцем вместо набедренной повязки?!

— Конечно иди. Я пока как раз закончу со шкафом, — подбодрила я его. И вся обратилась в слух.

Щелкнула щеколда на двери. Хлопнуло об стену полотенце. Тонко затрещал трикотажный пуловер, стягиваемый через плечи. Звякнула пряжка ремня на джинсах. Вжикнула расстегиваемая молния. Джинсы упали на кафельный пол. Наступила пауза, наполненная еле слышным шуршанием. Я знала, ЧТО он сейчас снимает. И не могла об этом не думать. Воображение увлекло меня так далеко, что звук воды, обрушившейся на эмаль душевого поддона, показался почти оплеухой. Я вынырнула из эротических фантазий и судорожно принялась расправлять платье на плечиках, как будто кто-то мог меня уличить в непристойности.

Он вышел из ванной в халате и носках. Это было огромным облегчением. Я поспешила занять неостывший душевой поддон, чтобы дать ему время переодеться. И только тут заметила толчок. О ужас, что же делать целую неделю?! Ведь тонкие гипсокартонные стены способствуют рождению не только эротических фантазий, но и других, еще более натуралистичных образов.

Под горячим душем самые неразрешимые проблемы кажутся решаемыми. В конце концов, тысячи студентов, чтобы снять квартиру, ищут соквартирантов через социальные сети и специальные сайты. В лучшем случае они пару раз встречаются в кафе, прежде чем начать вести совместное хозяйство. Мы, правда, до сих пор не виделись ни разу… Но и делить жилплощадь нам не так уж долго — всего семь дней. А потом я увижусь с Маартеном, и начнется совсем другая жизнь…

Я закуталась в длинный, мешковатый халат и вышла из ванной. Гийом развешивал рубашки. Лихо перемахнув через его часть кровати, я уселась на своей в позе лотоса. Путь к чемодану был перекрыт, поэтому ничего не оставалось, как рассматривать его спину. Очень статную спину, ограниченную сверху широченными плечами, а снизу — узкими бедрами. Все как мы любим.

— Да, ты не могла бы сразу отдать мне половину того, что я заплатил за гостиницу? — попросил вдруг Гийом, не отрываясь от развешивания рубашек. — Двести двадцать евро.

Клямц! Пок-пок-пок-пок-пок! Внутри меня как будто лопнул пузырек с ядом, и его содержимое стало быстро растекаться по венам и артериям. Яд имел противолюбовное действие. Все достоинства Гийома — чувственный голос, широкие плечи, густые темные волосы, орлиный нос — стали скукоживаться на глазах. Он все так же стоял напротив, расправляя рубашку на плечиках, халат красиво обнимал его торс, я даже чувствовала сложносоставной запах его волос, кожи и геля для душа, но при этом он вдруг удалился от меня на непреодолимое расстояние. По десятибалльной шкале разочарований это тянуло на девять: как будто все приятные ожидания, что копились во мне эти несколько дней и достигли той критической массы, чтобы перерасти во влюбленность, вдруг обратились в пыль, а у меня даже не было сил поднять руку, чтобы удержать несколько пылинок.

— Ах да, конечно, я и сама собиралась, — пролепетала я и для убедительности стукнула себя по лбу. — Вот, держи!

И я протянула ему три зеленые сотенные купюры. Гийом озадаченно посмотрел на них:

— У тебя там еще много таких?! — Увидев напряженное выражение на моем лице, он строго добавил: — Иметь при себе наличность опасно, все пользуются карточками.

— Не волнуйся, у меня осталось совсем немного, — сострила я.

— Слушай, ну у меня, в любом случае, нет сдачи. Давай ты мне дашь двести, а на двадцать угостишь завтра меня ужином?

— О’кей.

Я никак не могла классифицировать происходящее. Он. Просит. Угостить. Его. Ужином. То есть в переводе с мужского на человеческий — я ему совсем не нравлюсь и никаких планов на совместное, пусть и короткое, будущее он не строит. Хотя, с другой стороны, говорят, что у европейцев все по-другому: женщины сами платят за себя и обижаются, если им подают пальто. В любом случае он приехал сюда с уговором о совместной аренде гостиничного номера, у него, как и у меня, могла быть установка на чисто коммерческие отношения, и денег он, скорее всего, взял соответственно. А может — и даже вероятнее всего, — я вовсе не в его вкусе и он не планирует перевести наши отношения в область гендерно-обременительных.

Я с болью в сердце отдавала ему двести евро. И дело тут было совсем не в деньгах. Просто эта сцена никак не могла бы появиться на первых страницах любовного романа.

Гийом, конечно, не понял причин резкой перемены моего настроения: остаток вечера я не могла выдавить из себя лишнего слова. «Да», «Нет», «Можно?», «Спасибо!» — на большее меня не хватало. Мой мозг был занят. Он всеми силами старался найти объяснение такому необычному поведению мужчины, которое не нанесло бы ущерба моей самооценке. Но оно никак не находилось. В моменты эмоциональных потрясений сильно хочется есть. Было уже поздно, и я порадовалась — насколько уместно было это слово в контексте моих переживаний — предусмотрительности Гийома, настоявшего на том, чтобы купить в привокзальном кафе два сэндвича. Сэндвичи представляли собой половинки багета, надрезанные и начиненные ломтями сыра, ветчины и листьями салата. Я пилила зубами жесткую хлебную корку и шумно втягивала ртом соус, забыв обо всех правилах соблазнения. Зачем они теперь? В конце концов, я не рубль, чтобы всем нравиться. Точнее, я рубль, но в Еврозоне. Нам всего-то надо провести вместе семь дней, даже уже шесть с половиной, а потом приедет Маартен — и все, бывшее до него, я просто забуду…

На периферии сознания возник голос Гийома:

— Я привез кое-что, чтобы отметить знакомство.

Я тряхнула головой, чтобы отогнать от себя все мысли, и повернулась к нему. Казалось, мы давно не виделись, хотя все это время он был рядом, в той же десятиметровой комнате. Он стоял с бутылкой вина в одной руке и двумя хрустальными бокалами — в другой.

— Бокалы? — вытаращилась я.

— Я рассчитывал, что такую реакцию вызовет «Шато Верно» тысяча девятьсот девяносто восьмого года, но если тебе больше нравятся бокалы…

— Откуда ты их взял? Привез с собой?!

— Ну да, было понятно, что в двухзвездочной гостинице экономят на хрустале.

— Ты провез хрустальные бокалы через пол-Европы, чтобы выпить за знакомство? — не унималась я.

— Что в этом такого?.. Нельзя же пить вино из пластиковых стаканчиков.

— Ничего такого. Просто это… мило… — Я впервые за вечер улыбнулась. — И неожиданно. И романтично.

Гийом опустил голову, пряча застенчивую улыбку, и принялся ввинчивать штопор в горлышко «Шато Верно».

— Штопор я тоже привез, — на всякий случай добавил он. Вдруг эти русские балдеют от привозных штопоров, кто их знает?