Карлос Сафон - Узник Неба

Фермин улыбнулся детям и сложил пальцы в победном знаке: «Виктория». Мальчики переглянулись. Один из них что-то сказал, Фермин не расслышал что. Сраженный усталостью, сквозь полуопущенные веки он только видел, как его подняли с земли и понесли четверо мужчин, затем уложили на кровать около очага. Его кожи коснулось тепло, и постепенно к ногам, рукам и плечам стала возвращаться чувствительность. Следом пришла боль, как наступает прилив, медленно и неумолимо. Приглушенные женские голоса бормотали над ним непонятные слова. С него сняли жалкие обрывки лохмотьев и бесконечно бережно обмыли нагое истерзанное тело мягкой тканью, смоченной в теплой воде и камфоре.

На лоб его легла рука старой женщины, он приоткрыл глаза и встретился с усталым, исполненным мудрости взглядом.

— Откуда ты? — спросила женщина. В бреду Фермин принял ее за свою мать.

— Из могилы, мама, — прошептал он. — Я вернулся из мертвых.

Барселона, 1940 год

Происшествие на старой фабрике Вилардель не попало в газеты. Всем было невыгодно, чтобы эта история выплыла на свет. О случившемся знали только те, кто непосредственно участвовал в событиях. В ту самую ночь, когда Маурисио Вальс вернулся в крепость и обнаружил, что заключенный номер тринадцать бежал, инспектор Фумеро из Социально-политической бригады получил уведомление от господина коменданта о доносе, поступившем от одного из арестантов. Еще до восхода солнца Фумеро со своими людьми прибыл на место убийства.

Двоих агентов инспектор поставил охранять периметр, сосредоточив основные силы у ворот, откуда хорошо просматривалась сторожка — в точном соответствии с описанием Вальса. Тело Хайме Монтойи по-прежнему лежало среди мусора и руин: героический шофер коменданта тюрьмы вызвался сам, в одиночку, проверить правдивость заявления арестанта о неблагонадежных и опасных людях, окопавшихся на фабрике. Незадолго до рассвета Фумеро приказал своим подчиненным войти на территорию разрушенной фабрики. Сторожку окружили, и когда ее обитатели, двое мужчин и молодая женщина, заметили непрошеных гостей, произошло небольшое столкновение, в результате которого женщина, имевшая огнестрельное оружие, ранила в руку одного из полицейских. Рана оказалась несерьезной, не опаснее царапины. Не считая этой заминки, Фумеро и его бойцы справились с мятежниками в два счета.

Инспектор распорядился загнать всех в сторожку, туда же втащили и тело убитого шофера. Фумеро не стал спрашивать ни имен, ни документов. Он велел своим помощникам примотать проволокой руки и ноги мятежников к ржавым железным стульям, наваленным грудой в углу комнатушки. Как только всех троих связали, Фумеро приказал подчиненным выйти вон, предоставив им действовать самостоятельно, встать в карауле у дверей сторожки и у ворот фабрики и дожидаться его дальнейших указаний. Оставшись с пленниками наедине, Фумеро захлопнул дверь и уселся на стул напротив троицы.

— Я не спал всю ночь, очень устал и хочу домой. Вы расскажете, где деньги и драгоценности, которые вы храните для Сальгадо, и на этом все закончится. Договорились?

Пленники смотрели на него растерянно и со страхом.

— Мы понятия не имеем ни о драгоценностях, ни о каком-то Сальгадо, — сказал мужчина постарше.

Фумеро кивнул с оттенком брезгливости. Он неспешно разглядывал троих пленников так, словно с легкостью читал их мысли и они, эти мысли, наводили на него скуку.

После минутного колебания он выбрал женщину и придвинул к ней свой стул почти вплотную. Женщина задрожала.

— Оставь ее в покое, сукин сын! — взорвался второй мужчина, моложе первого. — Если ты ее тронешь, клянусь, я убью тебя!

Фумеро меланхолично улыбнулся:

— У тебя очень красивая невеста.

Навас, офицер, занимавший пост у дверей сторожки, обливался холодным потом, уже пропитавшим его одежду, отчего ему было не по себе. Он старался не слушать истошные крики, доносившиеся из домика. Заметив похоронные взгляды товарищей, смотревших на него от ворот фабрики, Навас покачал головой.

Никто не произнес ни слова. Фумеро провел в сторожке полчаса. Наконец дверь за спиной Наваса открылась. Офицер шагнул в сторону, избегая глядеть на влажные пятна, проступавшие на черной одежде инспектора. Фумеро лениво прошествовал к воротам. Навас, бросив беглый взгляд в сторожку, закрыл дверь, едва сдержав тошноту. По знаку Фумеро двое агентов с канистрами отправились к домику и полили бензином его стены. Наблюдать, как он будет гореть, они не стали.

Фумеро уже ждал на пассажирском сиденье, когда его подчиненные вернулись к машине. Уезжали молча, а тем временем над руинами старой фабрики взмыл в небо столб дыма и пламени, рассыпая во все стороны пепел, который подхватывал ветер. Фумеро опустил дверное стекло и подставил ладонь навстречу прохладному потоку воздуха. Пальцы его были в крови. Навас вел машину, уставившись вперед на дорогу, но не видел ничего, кроме умоляющего взгляда, который послала ему молодая женщина, еще живая, прежде чем он захлопнул дверь. Поняв, что Фумеро исподтишка следит за ним, офицер крепче стиснул руль, чтобы скрыть дрожь.

С тротуара на проезжавшую машину глазела кучка маленьких оборванцев. Один мальчишка сложил пальцы пистолетом и притворился, будто стреляет. Фумеро усмехнулся и ответил ему тем же жестом. Секунду спустя машина скрылась в лабиринте улочек, прорезавших джунгли печных труб и амбаров, — исчезла, как мираж, словно ее здесь никогда и не было.

Семь дней Фермин пролежал в бараке в горячечном бреду. Никакими влажными обтираниями не удавалось унять жар. Все чудодейственные бальзамы были не способны утихомирить зло, казалось, снедавшее его изнутри. Местные старухи дежурили у постели больного по очереди, ухаживая за ним и давая тонизирующие средства, в надежде, что он выживет. Они утверждали, что незнакомец одержим демоном — демоном мук совести, — и потому его душа стремится убежать в конец туннеля, чтобы обрести покой в темноте небытия.

На седьмой день в барак пришел человек, которого все называли Армандо и чей авторитет у местных жителей лишь на пару сантиметров уступал авторитету Господа. Он сел у одра больного, осмотрел раны, приподнял пальцами веки и прочитал в расширенных зрачках сокровенные тайны. Старухи, которые выхаживали несчастного, собрались кружком за спиной Армандо, замерев в почтительном молчании. Через некоторое время Армандо удовлетворенно кивнул и покинул барак. Двое юношей, ждавших его у порога, последовали за ним до линии прибоя, — где волны, накатывая на берег, оставляли морскую пену, — и внимательно выслушали его указания. Армандо проводил молодых людей взглядом. Сам он не спешил уходить, присев на остов рыбацкого баркаса, разбитого бурей и застрявшего на отмели между взморьем и чистилищем.