Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

Худшим из шахматных оскорблений Леонид награждал тех, кто пытался усомниться в его превосходстве, их он называл слабоумными ничтожествами. Я не раз пытался уговорить Леонида сыграть со мной партию, но он только улыбался и говорил:

— Лет через десять, когда научишься играть, мы вернемся к этому разговору. Тренируйся с Имре и Владимиром, а ко мне приходи, когда они перестанут у тебя выигрывать.

Я часами наблюдал за игрой Леонида, записывал ходы и задавал вопросы. Он был человеком воистину увлеченным, не нуждался ни в доске, ни в фигурах и мог прокручивать партии в уме. Леонид утверждал, что помнит наизусть двести восемьдесят семь самых полезных партий и несколько сотен лучших дебютов и эндшпилей. Как это ни странно, Леонид, во всем любивший точность, не подсчитал, сколько именно. Он помнил каждый ход, каждую серию разменов, [125] Размен — серия ходов, при которых стороны осуществляют обмен примерно равноценным материалом (размен легкой фигуры на легкую фигуру, пешки на пешку, легкой фигуры на три пешки, ферзя на две ладьи или три легкие фигуры и т. п.). В свое время М. М. Ботвинник определил содержание шахматной игры как обобщенный размен. мог провести сравнение с таким же эпизодом, случившимся на знаменитом турнире, задавался вопросом, что бы сделали в подобной ситуации его кумиры Алехин и Ботвинник. Алехина Леонид считал гением планетарного масштаба, знавшим наизусть больше тысячи партий, — он трижды играл с ним и трижды проиграл, — а Ботвинника называл чемпионом чемпионов, играл с ним и всегда был бит. Я понимал далеко не все, едва ли половину ходов, и как-то раз Леонид, заметив мой потерянный вид, расставил на доске фигуры и сказал:

— Вот, это легкая партия. Ты должен сделать мат в четыре хода.

Он оставил меня наедине с моей ничтожностью — я смотрел на фигуры и не видел решения. Подошли Павел и Виржил, и мы попытались вместе разобраться в поставленной Леонидом задаче.

— Он сказал «в четыре хода»? — усомнился Виржил.

— Тут не может быть нескольких решений, и мы не законченные идиоты, — согласился Павел. — Он тебя разыграл.

— Иди к чемпиону и спроси, как он решает задачку в четыре хода, — предложил Виржил. — Я утверждаю, что это невозможно. В пять ходов — да, но не в четыре.

— Он сейчас играет партию.

— Плевать! — раздраженно бросил Павел. — Побеспокой его величество!

Я решился подойти только после того, как Леонид сделал ход и нажал на кнопку часов.

— Ты уверен, что не ошибся? Мы все считаем, что в четыре хода мат не поставить.

— Не можешь подождать? Я ведь говорил: никогда не отрывай игрока от партии. Разве что в клубе случится пожар. Когда-то мы добавляли: или немцы пойдут в атаку. Прямой опасности нет? Ну так не приставай!

Судя по напряженному лицу и затравленному взгляду студента, с которым играл Леонид, он попал в безвыходную ситуацию: стрелка приближалась к роковой цифре «XII». В конце концов он тяжело вздохнул, сокрушенно покачал головой, опрокинул своего короля, прошептал писклявым голосом «Браво» и протянул победителю руку.

Леонид коснулся ладони поверженного соперника кончиками пальцев и подозвал Жаки:

— Принеси нам бутылку Кот-дю-рон, мсье угощает. Выпьете со мной, молодой человек?

— Нет, благодарю вас.

— Всегда к вашим услугам.

Леонид налил себе полный стакан, выпил залпом, снова налил, встал и пересел за наш столик.

— Странные они, эти ребятишки из Политеха. Сильны в математике и совсем неплохи в шахматах. Взять хоть вот этого — он мог бы со временем набрать силу, но слишком осторожничает, боится проиграть.

— Угостишь нас вином? — спросил Павел.

— Угощу — когда начнешь делать успехи. Ждать, судя по всему, придется долго.

— Ну, на сей раз ты сел в галошу! — бросил Виржил, подходя к столу.

— Эх вы, банда слабоумных ничтожеств! — Леонид укоризненно покачал головой и сделал четыре хода белыми и черными фигурами. — Мат! Да с вами даже мой кот не стал бы играть.

Виржил и Павел молча удалились.

— А ты, — обратился ко мне Леонид, — закончишь партию и попытаешься понять, почему этот маленький придурок сдался. Он хоть и придурок, но понял, что деваться некуда.

Я склонился над доской и поставил короля на место:

— У него была выгодная позиция, так?

— Это несложно. Не очевидно, но достаточно просто. Я дам тебе наводку. На прошлой неделе уже была идентичная ситуация, минус офицер.

Я минут двадцать разглядывал доску, как Шампольон — Розеттский камень в попытке расшифровать египетские иероглифы.

— Ты классный игрок, Леонид, но у меня ничего не выйдет. Шахматы — они как математика, я в них ни черта не понимаю.

— Дело пойдет на лад, когда начнешь использовать мозги.

— Я только этого и хочу, но не знаю как.

— Будь у меня ответ, не работал бы таксистом. И денег имел бы полные карманы.

— Ты когда-нибудь напивался по-настоящему?

Леонид задумался:

— Вусмерть? Раза два или три, в молодости. Помню, что голова у меня точно кружилась. Во время войны мы тоже много пили, но на ногах я всегда мог устоять.

Каждый день Мадлен и Игорь пытались исхитриться и накормить Леонида блюдом дня, но удавалось им это плохо. Леонид почти ничего не ел, только пил свое любимое Кот-дю-рон и не терпел, когда ему отказывали в очередном, энном по счету, графинчике.

— Я плачý. Я не пьян. Я не дебоширю. Делай свое дело, неси выпивку, — говорил он официанту.

— Ты совсем перестал есть, Леонид, — укорял его Игорь. — Похудел так, что тебя не узнать. В чем только душа держится. В один НЕ-прекрасный день у тебя совсем не останется сил и ты не сможешь сесть за руль.

— Я ни разу не попадал в аварию!

— Не мое это дело, — подхватила Мадлен, — но от вас и впрямь осталась кожа да кости. Вы красивый мужчина, Леонид, нужно кушать, иначе ни одна женщина не посмотрит в вашу сторону.

— Одной заботой меньше.

— Мне кажется, у вас проблемы с алкоголем.

— Ошибаетесь, дражайшая Мадлен! У меня проблемы без алкоголя. Как говаривал мой отец: «Пока руки не дрожат, жизнь прекрасна». Потому что, если они дрожат, можешь промахнуться и разлить живительную влагу. Водка согревает нам сердце. Единственный незамерзающий напиток… Я рассказывал вам анекдот о Ленине и Горьком?

Они попытались вспомнить, но не смогли.

— Заходит как-то Горький к своему старому другу Ленину и предлагает выпить водки — на рубль. Ленин отвечает, что в стране революция, и соглашается выпить только на полтинник. Горький хорошо знает Ленина, они не раз кутили вместе на Капри, и продолжает настаивать: мол, два таких выдающихся деятеля могут себе позволить и никто ничего не скажет. Ленин не сдается, и тогда Горький спрашивает, в чем причина такого упорства. Ленин хватается за голову и отвечает: «Видишь ли, Алексей Максимович, когда я в последний раз выпил с другом водки на рубль, то так опьянел, что решил произнести речь перед рабочими, и до сих пор пытаюсь понять, что такого мог им наговорить, если они потом натворили столько глупостей».