Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

Вчера я стал куском дерьма, таким же как мои товарищи. Убил незнакомого человека. Я держал его на мушке, смотрел в оптический прицел, и у меня был выбор — выстрелить или нет. Он ни о чем не подозревал. Я спрашивал себя, о чем думает этот человек, во что верит, беден он или богат, живы ли его родители, есть ли жена и дети. Праздный интерес… Он был партизаном, и я выстрелил в него. Он находился в километре от меня, но выстрел был точным, и у него взорвалась голова. Мы убили восьмерых, но это ничего не меняет.

Знаешь, Мишель, я бы хотел встретиться с твоими приятелями-революционерами. Не знал, что таковые еще существуют. Окажи мне услугу, поинтересуйся у них лучшим рецептом коктейля Молотова, конечно, если они его помнят. Может пригодиться. Буду счастлив сыграть с ними несколько партий. Бери уроки, дурачок, если хочешь со мной сразиться. Я давно не играл, но когда-то был чемпионом. В чем я поднаторел, так это в настольном футболе. Мы выиграли турнир у парашютистов Константины. Без комментариев. Есть ли у тебя известия о твоем придурочном брате? Он куда-то провалился…

Я вернул письмо Сесиль. Мы молчали. Она как будто не знала, на что решиться. По логике вещей, Сесиль должна была задать мне тот самый сакраментальный вопрос, но она поднялась со скамейки и медленно побежала вперед, а я, как водится, последовал за ней. Уклонение через спорт — банальная форма невозможности общения.

Вечером позвонил папа. Мама ответила, а я после небольшой паузы взял другую трубку.

— Пусть ни в коем случае ничего не говорит! — закричал я. — Нас прослушивают!

— Что?

— Он не должен ничего сообщать по телефону. Полиция подслушивает!

— Алло, алло! — надрывался папа.

— Поль, Мишель велит, чтобы ты молчал.

— Почему?

— Закрой рот, мама.

— Но если я не объясню, он не поймет. И…

— Алло, алло, вы меня слышите?

— Есть новости, Поль?

— Полная катастрофа. Франка обвиняют в убийстве офицера. Он потому и дезертировал.

— Я ничего не понимаю…

— Он убил капитана парашютистов. Я нанял лучшего адвоката. Франк исчез два месяца назад.

Мама рухнула на стул:

— Невероятно! Ты… ты уверен?

— По словам адвоката, он мог перейти на сторону Фронта национального освобождения, что затрудняет поиск.

— Это невозможно!

— У нас нет доступа к делу Франка. Мы получили сведения через…

Я отобрал у мамы трубку:

— Папа, это Мишель. Как у тебя дела?

— Не волнуйся, дружок.

— Когда ты возвращаешься?

— Не знаю. Необходимо найти Франка раньше военной полиции. Говорят, с дезертирами здесь не…

— Там опасно?

— Иногда происходят взрывы. Непонятно где. Я живу в отеле «Алетти», в самом центре города. Жизнь тут совсем как в Париже. Люди по вечерам выходят прогуляться, сидят в ресторанах, едят мороженое. Я много с кем говорил, все уверены, что останутся в Алжире. Они ничего не поняли. Не осознают, что в стране идет война.

— Осторожно, папа.

Я отдал трубку маме.

— Я совершенно растерялась, Поль. Ты должен вернуться. Мы ничего не можем сделать для Франка. У нас куча новых заказов. Я без тебя не обойдусь.

— Ты так и не поняла, Элен? Я отправился искать сына. И не уеду, пока не найду его.

Мама повесила трубку, пожала плечами и бросила на меня подозрительный взгляд:

— Что это ты там болтал о телефонной прослушке?

— У полиции много современной техники, всяких хитрых штучек. Когда говоришь по телефону, нужно об этом помнить.

— Как ты узнал?

— Прочел. В одном романе.

— Ты слишком много читаешь, Мишель. Займись уроками.

Я сидел у себя в комнате и читал. Вошла Жюльетта:

— Я тебе мешаю?

— Жюльетта, сколько раз я просил сначала стучаться, а потом входить?

Сестра присела на краешек кровати, Нерон устроился между нами и стал вылизываться.

— Что читаешь?

— Это «Лев», роман Кесселя. Один друг мне дал. Кессель надписал ему книгу: «Игорю Эмильевичу Маркишу. В память о прекрасно проведенных вечерах и в надежде на лучшие времена. Ваш друг Жеф» . Тебе я ее не дам, возьмешь в библиотеке.

— Не люблю библиотечные книги. Они захватанные.

— Ты рискуешь куда больше, когда садишься в автобус или идешь в кино.

— А книга хорошая?

— Действия там не слишком много, но книга волшебная. Все происходит в Кении, в природном заповеднике. Девочка из воинственного племени масаи — твоя ровесница — дружит со львом. С настоящим хищником. Она умеет общаться с дикими животными, с людьми у нее получается даже хуже.

Я протянул Жюльетте книгу, но она даже не взглянула на меня:

— Франк кого-то убил, да?

— Пока известно одно: он исчез и прячется, а папа его ищет.

— Что будет, если Франка поймают?

— Скорее всего, его посадят в тюрьму.

Жюльетта задумалась. Нерон спал, свернувшись клубком в изножье кровати.

— Надолго?

— Зависит от того, что он на самом деле сделал.

— Нам тоже будет плохо?

— Не знаю.

— Папа не вернется, если не найдет Франка?

— Вернется, он должен заниматься магазином.

— Можно я сегодня посплю у тебя?

Когда я проснулся, Жюльетты уже не было. Нерон и «Лев» тоже исчезли. По расписанию у меня был сдвоенный урок математики с Хиляком. Мне совершенно не хотелось туда идти. Я думал позвонить Сесиль — посоветоваться, стоит ли узнавать у друзей в клубе рецепт коктейля Молотова, и спросить, не хочет ли она побегать, но потом отказался от этой мысли. Только не сегодня. Сегодня утаить от нее не удастся ничего. Я взял припасенный роман «Сердце дыбом» [129] Виан Б. Сердце дыбом (1953). Пер. с фр. Н. Мавлевич. и отправился в лицей.

На площади Пантеона у меня за спиной раздался знакомый голос:

— Шагай вперед. Не оборачивайся. Сверни на улицу Валет, иди по правой стороне. Смотри под ноги. Не стоит читать на ходу!

Я пошел вниз по улице. У входа в коллеж Сен-Барт толпились ученики.

— Стой! Входи в это здание!

Я толкнул дверь дома номер тринадцать, пошел по тускло освещенному коридору и обернулся. Передо мной стоял Франк.

Каждая война когда-нибудь кончается. Сражения, бомбардировки, взрывы, сгоревшие танки и пушки, едкий запах мазута, горелого леса и стоны раненых остались в прошлом. Наступил мир. Без победных реляций и восторженных криков. Просто стало тихо, и тишина эта была гнетущей. Разрушенные до основания города. Растерянные, все потерявшие люди. Исчезнувшие улицы. Трупы, которые никто не хоронит. Толпы грязных, заросших щетиной пленных. Как такое могло произойти? Кто в этом виноват? Сможем ли мы начать все сначала? Несколько месяцев назад в Польше солдаты освобождали узников лагерей смерти. За четыре года они много чего повидали и пережили, но подобного зверства понять не могли. На языке людей этому не было названия. Груды трупов, индустрия смерти, живые скелеты, тиф… Победители испытывали горькое недоумение, им, пожалуй, было хуже, чем побежденным. Стыд, ненависть, безумие. А в апреле в Германии, в других лагерях, пленные немецкие солдаты и интернированные гражданские лица узнали, что такое «справедливое отмщение».