Томас Пинчон - Внутренний порок

— Я б к Адриану и близко не подходил, — посоветовал Фриц. — Он уже не полезная шишка из Торговой палаты, с которой мы водили знакомство в старину, Док, он теперь говно дурное.

— Как он может быть хуже прежнего? Это из-за него я бросил быть пацифистом и стал ходить втаренный.

С ним что-то случилось, он сделку заключил с кем-то побольше себя, больше всего, чем он прежде занимался.

— Я что-то подобное про него слышал сегодня вечером в Венеции. «Агентства командования и контроля» — вот как сказали. Тогда мне показалось странно. А ты с кем беседовал?

— В конторе главного прокурора штата, они за ним много лет охотятся. Но достать никто не может, отчасти — из-за этого интересного портфеля долговых расписок, что он держит. Сами суммы не так уж велики, но если брать по одной, всегда хватит, чтобы гарантировать послушание.

— Послушание кому…

— Командирам. Контролёрам. Пруссия получает деньги, плюс процы, а для прочих делается то, чего они хотят.

— Но пауков-то везде навалом. Они тут тоже в доле, никак?

— Может, и нет. У Пруссии аллергия на конкуренцию. Станет кто-нибудь угрожать его доле — скорее всего у них начнутся неприятности.

— У мёртвых?

— Если угодно так выразиться.

— Но чем больше он это делает…

— Тем выше его шансы на то, чтоб чпокнули, ага, можно подумать. Но не в том случае, когда он рулит теми, кто скорее всего пойдёт чпокать.

— ПУЛА?

— Ох, боже упаси.

— И иммунитет Пруссии от них также распространяется на тех, кого он посылать взимать?

— Как оно обычно работает.

— Тогда здесь что-то неклево. — Док вкратце очертил историю Шайба Бобертона. — В последний раз когда его чпокнули? Я проверил. Одно семечко нашли в мешке пылесоса, да мой племяш, а ему пять лет, его бы отмазал. Однако никто не озаботился, его замели, а с его ходками он бы загремел на шесть минимум.

— Может, легаша при исполнении оскорбил?

— Маловероятно, что кого-то из тех, кто у Пруссии одалживается, — там сплошь оплата в рассрочку и дружелюбие. Однако ж примерно единственный из людей Пруссии, кого вообще упекли, был Шайб.

— Значит, и впрямь что-то личное.

— Облом. Значит, мне снова тереть с Йети.

— Уже должен был и научиться.

— Не, я в смысле — как человек с человеком.

— Боже мой. Только не рассказывай, как это получается.

Док прикинул, что скорее всего столкнётся с Йети на стрелковом полигоне «Хана-Ракальям» возле Южной Ла-Бриа. Йети почему-то нравилось ходить на гражданские полигоны. ПУЛА дало ему пинка под зад из легавых заведений? Слишком много коллег стремилось его пристрелить и списать на несчастный случай? Док не собирался задавать лишних вопросов.

На полигон он приехал после ужина, как только стемнело. Он знал, что Йети предпочитает секцию Трущоб, Банд и Хиппи (ТРУБАХ), где в трёхмерной обстановке тира на тебя бросались полноростовые пластмассовые фигуры чёрных, чиканских и длинноволосых угроз обществу, а ты разносил этих хуесосов в клочья. Доку и самому нравилось большую часть времени проводить на хужеосвещенной стороне полигона. В последнее время он стал расценивать эти визиты не столько как отточку ночного зрения, сколько в смысле подыхающего в канаве Джона Гарфилда — подыхающего причём от голливудского предательства и преследования в реальном мире, от контролирующего распоряжения, по которому подобные исходы становились неизбежны, ибо питались они холодной волей, дульной скоростью и патронами, выпущенными в темноте.

Ну и само собой, Йети стоял у кассы, рассчитывался.

— Надо поговорить, — сказал Док.

— Я шёл в «Дождевой салон».

Этот уважаемый западно-голливудский салун был в те дни известен экономным подходом к счетам за свет. Док и Йети отыскали кабинку в глубине.

— Миссис Бьёрнсен передавала привет, кстати.

— О чём мы говорим, она меня терпеть не может.

— Нет, вообще-то сейчас ты её довольно-таки интригуешь. Если б я не был настолько уверен в своём браке, я бы почти ревновал.

Док попробовал согнать с лица всё сочувствие, при этом думая: ах ты бедная Шведская Рыбка, я надеюсь, ты хранишь свой служебный.38-й там, где его никто не найдёт. Насколько Док видел, женщина опасно неуравновешенна, и, по его оценкам, апокалипсис настигнет Бьёрнсенов недели через полторы.

— Ну ещё бы, и ей привет.

— Я ещё как-то могу тебе сегодня помочь?

— Поправь меня, если ошибаюсь, Йети, но мне уже некоторое время ясно, что тебе отчаянно хочется переброситься словцом с Шайбом Бобертоном, но выдавать ты ничего не можешь, потому что иначе окажешься в говне по шею у неназываемых сил, поэтому ты берёшь и подставляешь меня под мушки всех этих «АК» в джунглях, пали не хочу — я пока ни с чем не промахнулся, как?

— Мы здесь на деликатной территории, Спортелло.

— Да, это всё я знаю, чувак, но кому-то на минутку надо перестать деликатничать, стереть сопли с подбородка, встать и сделать с этим что-то, потому что я устал от того, что мной всё время помыкают, если тебе что-то надо, выйди и скажи, неужели так трудно?

У Дока это бы расценивалось как выплеск, и Йети вытаращился на него с тем, что у него сошло бы за изумление. Кивнул на карман рубашки Дока.

— Не позволишь одну?

— Ты не хочешь начинать, Йети, курение вредно для твоей жопы.

— Я ж не жопой курить собираюсь, а?

— А мне откуда знать?

Йети поджёг, дунул не затягиваясь — Дока такой способ раздражал — и произнёс:

— Среди определённых моих коллег Шайб Бобертон — будучи тяжким уголовным преступником с явными проблемами контроля побуждений и свастикой на голове — вообще-то всегда считался довольно очаровательным парнишкой. — Пропустил полтакта. — По целому ряду обстоятельств.

— И я теперь должен сказать…

— Дал тебе реплику. Извини. Привычка.

— Как курение.

— Ладно. — Йети раздражённо замял сигарету и воззрился на Дока, который рефлекторно уже алчно взирал на длинный бычок. — Бывший наниматель Шайба, «Финансы АП», взаимодействовал со многими офицерами Управления, всё по дружбе и, насколько я знаю, легально. Быть может, с одним неудачным исключением.

Имя, которое нельзя произносить вслух. Док пожал плечами.

— Это в том зависе с СР, [76] Служебные расследования. о котором ты всё время говоришь. — Достаточно беззаботно, понадеялся он.

— Пойми, пожалуйста, без исключительной потребности знать…

— Мне-то ништяк, Йети. А этот неназываемый лягаш — как, кстати, Шайб к нему относился?

— Терпеть его не мог, и ненависть у них была взаимная. По… — Тут же пустившись передумывать.

— По весомой причине. Но у вас же есть Одиннадцатая Заповедь насчёт критики собрата-топтуна, в это я врубаюсь. — После чего Доку пришла мысль. — Ничего, если я спрошу: личность эта до сих пор работает?