Валерия Жарова - Сигналы

Сверхсекретный завод, занимавший территорию в 70 га, был выстроен в шестьдесят девятом, перестроен и радикально усовершенствован десять лет спустя, благополучно пережил бури перестройки и дикого капитализма, но упорно продолжал производить все то же изделие № 16, хотя его и модифицировали каждые полгода, добавляя новых деталей и ничуть не проясняя назначения. Никто и не любопытствовал особо. И не только потому, что чрезмерное любопытство означало бы немедленный расчет, а других предприятий в Перове-60, по сути, не было, — уволенного с завода тут не взяли бы даже в продавцы; нет, все сознавали бесполезность расспросов и личных дознаний, и таинственность изделия никак не мешала его величию в глазах производителей. Напротив, оно вырастало до главного гаранта российской обороноспособности. Может быть, это даже была подводная лодка.

Не сказать, чтобы гигантский завод бросал все свои силы на изделие № 16. Первый цех до всякой конверсии выпускал пылесосы, которые вполне успешно сосали в первые полгода, да и потом, покряхтывая, справлялись; второй одно время делал стиральную машину «Сибирочка» — вероятно, из соображений секретности, поскольку изготовлялась она все-таки на Урале. «Сибирочку» сняли с производства внезапно, росчерком пера — ходили упорные слухи, что у нее чрезвычайно высок был процент травматизма: центрифуга вырывалась из машины и принималась летать по кухням, круша все. Но это был, конечно, анекдот — просто второй цех понадобился для модифицированного шестнадцатого изделия. Из седьмого цеха выходили прекрасные отбойные молотки. Но ключевые узлы всех этих механизмов требовались для главного, а не для стирки и уж подавно не для сосания пыли; мирные отходы сугубо военного дела нужны были лишь для того, чтобы надежней замаскировать истинную суть секретного города.

Вся жизнь Перова-60 до сих пор крутилась вокруг завода, хотя новые веяния, что ни говори, добрались и до самого закрытого предприятия в области: часть цехов закрылась, а некоторые помещения в заводском НИИ сдали в аренду турфирмам и банкам. Постепенно отключались цеха — первый, шестой, — но остальные работали бесперебойно, и все благодаря директору, Максиму Леонидовичу Семенову, который давно бы стал национальным героем, если б не пресловутая секретность. Семенов спас завод в девяностые, удержал на плаву в нулевые и собирался поднять в десятые, хотя сам вступил, как он любил выражаться, в ревущие восьмидесятые; а впрочем, точного возраста его не знал никто. Он так и не пересел на иномарку с черной «Волги», которую личный шофер, попавший к нему еще мальчишкой, а теперь разменявший пятый десяток, содержал в идеальном состоянии. Он по-прежнему был на заводе верховной инстанцией, его побаивалась даже Москва — и это при том, что угождать Москве он никогда не пытался. Семенов не приносил клятв, не обещал вывести на московские улицы людей со своего завода, избегал ездить к начальству, а с инспекциями разговаривал так, словно они отрывают его и прочих от жизненно важного дела. Он, да Полуторов в Томске, да Бердымухамедов в Белгороде — вот все, что осталось от славного секретного директорского корпуса; без них, конечно, все тотчас рухнуло бы.

Да и много ли осталось в России заводов, производящих номерные изделия? Давно был расформирован Серпухов-20, переориентирован на кока-колу Рязань-40, отдан неблагодарным соседям Харьков-60, где вместе с итальянцами клепали теперь тупорылую машину «Кабан» — в выражении ее квадратной морды было что-то торжественно-скорбное, неуловимо напоминавшее лицо рачительного сельского хозяина, когда на его глазах тонет в навозе непутевый сосед. Семенов держал завод железной рукой, неутомимо совершенствуя технологию, выращивая образцовых инженеров, лучших в России сверловщиков, прокольщиков, развальщиков, буторщиков и рубильщиков; и хотя НИИ сдавал теперь почти все свои этажи — седьмой и девятый оставались неприкосновенными, и входа на их территорию не было даже заводским. Семенов лично проводил еженедельные совещания, и мохнатые его брови так же грозно топорщились, а мохнатые уши не пропускали ни единого постороннего шепотка. Время его не брало, и после восьмидесяти он оставался так же загадочен и всесилен, как изделие номер шестнадцать.

У завода по-прежнему были профилакторий, санаторий и музей. И по этому музею экскурсовод водил Тихонова, с которым Семушкин предварительно поговорил в своем маленьком кабинете, увешанном разноцветными вымпелами.

— Ну что мне с вами делать? — говорил он добродушно. — Обычно неплательщиков если шлют — но это, сами понимаете, большая редкость, — мы проводим тут беседу. И они обычно понимают. Без воздействия там, без хамства. Но просто это наши же люди, и мы должны защищать, если что.

— А я догадывался, — сказал Тихонов. — Как-то очень они, понимаете, по сценарию работают. А жизнь не похожа на сценарий.

— Ну вот еще. Очень похожа. Просто вы в племенах не жили. А я застал еще рабочих, которые в походах с манси общались. Мы прямо по их рассказам. Правда, манси под крышей не спят, только в чуме могут. Крыша их, говорили, угнетает.

— А зачем вам все это? Ну, племя?

— Так а как же, — с уютным лукавством пояснил Семушкин. — База эта у нас в тайге давно была, мы ее подзапустили, потом директор решил реанимировать. Подлатали, домики достроили, вот они и работают, артисты-то.

— А мамонт?

— Какой?

— Которым кормили.

— Ну, это обижаете, — сказал Семушкин. — Почему мамонт? Телятина.

— На вкус не телятина.

— Ну так в глине запекают! Там профессионалы. Знаете, сколько уже народу там в племени побывало? У нас за месяц записываются! В Перове офис на Линейной.

— Никогда не слыхал, — тоскливо признался Тихонов. Он почти все время тратил на работу, да и денег на подобный отдых у него никогда не водилось. Семушкин показал ему прейскурант. Всем вместе им было не расплатиться, даже если выскрести дома всю наличность.

— Ну ничего, — Семушкин ухмылялся так, словно все уже придумал. — Вы нам тут отработаете.

— У станка? — кисло сострил Тихонов.

— Почему же, по специальности. У директора юбилей, мы хотим книгу ему поднести. Сами понимаете, официально издать не можем — не пропустят. У нас степень секретности знаете какая?

— Первая? — догадался Тихонов.

— Де-ся-та-я, — гордо отчеканил Семушкин. — Первая небось у вашего этого ИРОСа, который вы тут ищете.

— А вы слыхали про них что-нибудь? Говорят, они собирались ваш завод возрождать…

— Наш завод возрождать не надо, он никогда не вымирал. В Москве пусть возрождают, автозавод имени Ленинского комсомола… Там что сейчас, не знаете?

— Не знаю, — признался Тихонов, — я не москвич…