Рейчел Кинг - Сорочья усадьба

Долго стояла я перед зеркалом, разглядывая себя и воображая себя Дорой. В комнате было довольно холодно, я вся покрылась гусиной кожей и дрожала. Я представила, как сквозь меня проходит призрак Доры; странное, должно быть, чувство, быть призраком и обитать в доме, который должен был бы наполниться ее потомками, но, увы, всегда оставаться первой женой, которой так и не удалось нарожать детей… быть убитой или, в лучшем случае, утонувшей в реке.

Я думала о женщинах, живших здесь до меня, умерших здесь, в Сорочьей усадьбе. Все же я правильно сделала, что приехала сюда; в конце концов, смогу поработать над диссертацией: в качестве персонажей дом предоставит мне своих призраков, а свои помещения — в качестве места действия, и если не это даст мне толчок вдохновения, поможет разобрать и понять любимые мной великие романы девятнадцатого века, тогда что же?

В комнате становилось все темней, дождь лил не переставая, словно пальцы сказочного великана барабанили по крыше. Я бы не услышала, как к дому подъехала машина, если б не обратила внимание на звуки разбрызгивающих лужи шин.

Спускаясь по широкой лестнице вниз в платье Доры, я вообразила себя Ребеккой, новоиспеченной миссис де Винтер, когда она появляется на приеме, нарядившись, как на старом портрете, и не подозревая, что это портрет первой жены ее мужа. Я представила, как ко мне устремляются глаза присутствующих, представила потрясение и смущение на лице Максима. И миссис Данверс, домоправительница, стоит у двери, ведущей в западное крыло, и, глядя на меня, презрительно усмехается. [33] Ребекка, миссис де Винтер, Максим, миссис Данверс — персонажи романа Дафны Дюморье «Ребекка» (англ. Rebecca).

Это был Хью. Когда я открыла парадную дверь, он уже вышел из машины и, накрыв голову от дождя газетой, разглядывал дом.

— Девочка моя! — закричал он сквозь струи дождя. — Что ты здесь делаешь?

— Занимаюсь своим делом и не сую нос в чужие. А что ты здесь делаешь?

Я застряла в дверях, наполовину спрятавшись за ней, не давая ему понять, чтобы он проваливал, но и не выходя, чтобы поприветствовать его. Интересно, для кого он так вырядился, уж не для меня ли? Черный костюм и белая рубашка, галстук, ни дать ни взять владелец похоронного бюро. На плечах костюма быстро расплывались темные пятна.

— Я к тебе прямо с похорон.

Прошла секунда, во время которой я пережила одновременно и страх, и, к своему стыду, надежду.

— Чьи?

— Старого товарища. Ты его не знаешь. Это было давно.

Он отошел от заляпанной грязью машины японской марки и поднялся на первую ступеньку крыльца. Пятна грязи покрывали и его еще недавно начищенные до блеска ботинки.

— Может, пригласишь войти? Тут как-то немного мокровато.

— Так зачем ты здесь, а, Хью?

Он взошел на крыльцо, где не капало, поправил сбившийся галстук и шмыгнул носом.

— Ты так неожиданно уехала. Надо поговорить.

— Я работаю.

Он улыбнулся какой-то неожиданно подловатой улыбкой.

— Ну, да, вижу. В маскарадном костюме.

Я вздохнула.

— Черт с тобой, заходи.

Я вошла в дом, оставив для него открытой дверь. Подол платья волочился по полу, путаясь под ногами. Я направилась на кухню, подошла к столу и вылила себе в бокал остатки вчерашнего вина. Хью вошел следом, уверенно, будто он и выше ростом, и привлекательней, чем на самом деле, и уставился на меня с такой тревожной влюбленностью на лице, что на глаза у меня навернулись слезы. Я повернулась к нему спиной и сделала вид, что закручиваю пробку на бутылке.

Он подошел вплотную и положил руки мне на плечи.

— Ну, в чем дело? — прошептал он.

Не поворачиваясь и глядя в окно, за которым бушевала непогода, я покачала головой. Вдали показался брызгающий по лужам квадроцикл. Господи, подумала я, не хватало только, чтобы еще и Сэм заявился.

На похоронах дедушки Хью хотел присутствовать вместе со мной. Впрочем, нет, разумеется, не со мной, но для меня. Я ему не позволила: было слишком рискованно. Не хотела видеть его там и не иметь возможности говорить с ним или брать его за руку, не хотела, чтобы родители видели нас вместе, не хотела потом отвечать на лишние вопросы. Они ведь знали, кто он такой, я рассказывала о нем и показывала его еще до того, как у нас с ним все началось. Но он знал, как близки мы были с дедушкой, и я была тронута тем, что он хотел сделать мне приятное. Тем не менее его отсутствие, в то время как все остальные родственники были с женами или кавалерами, уязвляло меня. Тогда я поняла, что с Хью всегда будет так, он всегда будет маячить где-то рядом, но целиком в мою жизнь так и не войдет, а меня это никак не устраивало.

Я налила вина и ему. Он взял стакан и пальчиком другой руки поиграл украшением на лифе платья, но я сделала шаг назад.

— Где ты его откопала? — спросил он. — Ты похожа на привидение, явившееся со старинной свадьбы.

— Ты думаешь, это платье подвенечное?

Он пожал плечами.

— А кто его знает?

— Я нашла его здесь, на чердаке. Не знаю, конечно, но мне кажется, что оно принадлежало женщине, которая когда-то здесь жила.

Он отхлебнул из стакана, все еще не спуская с платья глаз, видимо, пользуясь предлогом, чтобы смотреть на меня. А скорей всего, возможностью бесстыдно разглядывать мое тело.

— Ты сказала, что работаешь, или мне это послышалось? Впрочем, для тебя и это работа. Наверное, пытаешься перевоплотиться в своих персонажей. Сочиняешь варварские сюжеты про тех, кто давно уже отошел в мир иной?

— Ты все равно ничего не поймешь.

Я прошла мимо, слегка коснувшись его локтем, и он поплелся за мной в гостиную.

Мы уселись на диван и продолжали пить вино, до вечера еще было далеко, и казалось, что у нас каникулы и делать ничего не надо. Прежде мы никогда не оставались с ним в каком-нибудь доме совершенно одни, встречались в кабинетах, в домах, где жили другие люди, которые могли появиться в любое время, и я утратила бдительность. Хью подвинулся ко мне поближе, провел пальцами по моему декольте, по птичкам наколки, я ощутила головокружительную дрожь, каким-то ветром из головы выдуло все трезвые мысли. Он взял у меня стакан, не торопясь, осторожно поставил его на столик. Я закрыла глаза и уступила. Через секунду он уже целовал меня, гладил щеки, проводил по волосам, а я говорила себе, что это надо немедленно прекратить, но сил никаких не было. Впрочем, легкое отвращение я все-таки чувствовала, ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как я целовалась тут, на этом же диване, с Сэмом. Как по-разному от них пахло: от Сэма землей и ланолином, а от Хью только что вылезшей из принтера теплой бумагой. Территория была ему знакома, он знал, как надо меня ласкать, знал, что мне нравилось больше всего: сначала мягкие поглаживания с поцелуями, потом энергичней, еще энергичней, по мере того как разгоралась во мне кровь и вожделение охватывало все мое существо.