Ксения Велембовская - Дама с биографией

И откуда только берутся такие бабы-сволочи? А их еще и любят, уважают, оправдывают!

Занятая мыслями об этой проклятой Виктории — сдалась она ей! — Люся и не заметила, что ушла уже довольно далеко. Впереди был первый из впадающих в море каналов, прорытых здесь сто лет назад, чтобы осушить болотистую низменную приморскую равнину и построить фешенебельный курорт. Вокруг ленивого потока пресной воды громоздились привезенные издалека большие желтые валуны и острые обломки скал, придававшие однообразному пейзажу более экзотичный, суровый вид, в особенности тогда, когда стихия, как сейчас, начинала разгуливаться. Волны накатывали все быстрее и с шумом разбивались о каменную преграду. Брызги, подхваченные ветром, долетали до мостика. Внизу, под ногами, буйно пузырилась морская пена.

— Костя-я-я! Давай обратно! — крикнула с мостика Люся и энергично замахала руками: пловец вдалеке вряд ли мог ее расслышать.

Призыв был замечен, и они двинули обратно, к отелю, снова параллельным курсом, разделенные полосой неспокойного моря. По сути, и их прежняя жизнь шла вот так же, в параллель. Ровесники, они жили в одном городе, ходили по одним и тем же улицам, но параллельные в соответствии с Эвклидовой геометрией никак не желали сходиться. Ни десять лет назад, ни двадцать, ни, что особенно жаль, в юности, когда сердце переполняла потребность любить, чувства были еще не растрачены, а главное — отсутствовала привычка постоянно оглядываться назад. Что стоило судьбе сделать так, чтобы однажды у входа в метро столкнулись и сказали друг другу «привет!» хорошенькая белокурая Люсинка из Лосинки, тогда еще очень положительная девочка, и застенчивый, домашний, добрый мальчик, друг бездомных кошек и собак? Глядишь, познакомились бы, влюбились, поженились, завели детей, а за ними — пухленьких внучат. Но, видимо, такой вариант показался судьбе чересчур пресным, и она дождалась, пока третьи лица вывернут наизнанку души девочки и мальчика, навесят на плечи, каждому свой, груз прошлого, от которого захочешь, да не избавишься, и лишь тогда позволила параллельным линиям, по Лобачевскому, сойтись в одной точке.

Впрочем, восемнадцатилетние, они с Костиком не заметили бы друг друга в толпе. В этом возрасте простое, хорошее не привлекает, хочется загадочного, экстравагантного, выдающегося, а иным — даже порочного, густо приправленного солью и перцем. Стремление вырваться из ставшего тесным привычного мира детства часто оказывается сильнее здравого смысла.

В тридцать лет она тоже вряд ли потрясла бы Костино воображение — наплевавшая в депрессухе на свой внешний вид, растолстевшая, совершенно обнищавшая, как и большинство российских граждан в начале девяностых, до безобразия обносившаяся. А вот о встрече в электричке годиков восемь-девять назад, увы, несостоявшейся, хотя к тому времени их с Костей разделяли летом всего каких-то два-три километра пыльного загородного шоссе, оставалось только сожалеть. Да, жалко. Снова неравнодушная к своей внешности, похудевшая так, что стала влезать даже в Лялькины шмотки, и таким образом приодевшаяся, в сорок она выглядела просто классно. Не больше чем на тридцать.

Вспомнив о своей былой неотразимости, Люся кокетливо хмыкнула себе под нос и — едва не столкнулась с резко затормозившим синьором, занимавшимся спортивной ходьбой. Кажется, мужичок расценил ее хмыканье как призыв к знакомству.

— О, sorry! — улыбнулась она, изящно обогнув загорелого красавчика, и засеменила быстрее, чтобы у того и мысли не возникло, что она дефилирует здесь с целью подцепить богатого, знойного итальянца.

— Ciao, bella signorina inglese! — весело крикнул симпатичный дядька.

Много ли нужно для счастья простой русской женщине? Сущую ерунду. Достаточно, чтобы интересный фирменный мужичок крикнул ей вслед: «До свидания, прекрасная английская синьорина!» Причем именно «синьорина», а не «синьора». Стало быть, есть еще порох в пороховницах! — хитренько подмигнула самой себе Люся и тотчас, в продолжение предыдущей темы, решила, что судьба обошлась с ней не так уж и сурово, организовав встречу с Костей в пятьдесят, а не в шестьдесят или, того хуже, в восемьдесят. Где-нибудь в приюте для одиноких стариков. А что? С учетом Лялькиного отношения вариант с приютом не исключался… Интересно, что там творится дома?

Вот уж о чем совсем не следовало думать, так это о доме. Чем ближе к отъезду, тем быстрее летело время: не успеешь оглянуться, уже пора паковать чемоданы. Поэтому сейчас надо было сосредоточиться на том, как с максимальным удовольствием провести последние часы последнего дня. Одним из несомненных удовольствий был предстоящий ужин в ресторане отеля — с грандиозным шведским столом из всевозможных закусок, фруктов и тортов, с торжественными, в белых сюртуках официантами, которые подвозят на деревянных тележках два горячих блюда, выбранных по меню. Но суть, естественно, не в меню. Пора завязывать с обжорством! Баста, как говорят итальянцы. Суть — в царящей атмосфере и полном слиянии с ней. А все благодаря «чемоданищу», кое-кем поднятому на смех…

Когда при встрече в аэропорту Костя забрал у нее и покатил пузатый чемодан на колесиках, куда она в последний момент запихала еще одну пару обуви и пластмассовый паровой утюг, с его лица долго не сходила лукавая улыбка.

— Надеюсь, ты не забыла, Люсечка, что мне в следующий понедельник надо быть в Москве, на работе? — высказался он наконец, запихивая «чемоданище» в багажник изящного «фиата». — Когда ты собираешься все это надевать?

— Между прочим, я приехала отдыхать в компании с молодым интересным мужчиной! — парировала она, вскинув подбородок.

Зато вчера вечером Константин Николаевич прямо расцвел, когда его дама появилась к ужину в светлом костюме с дорогой, под золото, бижутерией, в коричневых лодочках, с кожаным клачем под мышкой — вполне под стать фрау, миссис и синьорам, а может, и покруче оных. Круче или некруче, но в прохаживающийся перед ужином по мраморному холлу интернациональный бомонд, не приемлющий неряшливо-спортивного стиля, она, что называется, вписалась полностью.

На сегодня планировалось шелковое платье без рукавов, любимого темно-синего цвета, идущего не меньше, чем классический белый, который уже успел поднадоесть за время беготни по Флоренции, где не было ни минутки, чтобы лишний раз переодеться, сменить цветовую гамму. Украшения намечались тяжелые, серебряные, с камнями.

Однако до вечернего дефиле ей еще страстно хотелось отметиться в местных магазинчиках. Только самостоятельно, без Кости. Он и так за кордоном моментально позабыл о московском договоре: «Только, чур, каждый платит за себя». Кроме того, как настоящий мужчина, он вообще не выносит походов по магазинам. Будет киснуть, потом подгонять: «Пошли отсюда, тут же ничего нет». В результате она сама начнет торопиться, ни черта не купит и со злости тявкнет: «А кто тебя просил идти со мной?»