Ксения Велембовская - Дама с биографией

Зря старалась. Не иначе как Тимофей выбрался из ванной, потому что Костя оглох. Через секунду она и правда отчетливо расслышала требовательное «дядь Кость!» и исполненное готовности «сейчас иду!».

— Кота покормил, джинсы стираются, — наконец скороговоркой отчитался Костя. — Пока, Люсечка, спокойной ночи, целую.

Жалко, конечно, что Тимка не дал им потрепаться, но, с другой стороны, оно, пожалуй, было и к лучшему. Растрогавшись от Костиного внимания (а кого еще волнует, как она добралась до дома и в каком настроении пребывает?), разомлев от бархатных мужских интонаций, она легко могла бы проговориться «милому дружку» из чувства все той же дружбы и братской солидарности о своем сегодняшнем открытии. Да что там! Слова: «Знаешь, Кость, а Тимка, кажется, действительно твой сын», — уже вертелись на болтливом бабьем языке. А это ведь не шутки! Вдруг пригрезилось?

И вообще, не станет она брать на себя такую миссию, по некотором размышлении решила Люся. При всем своем замечательном отношении к Косте, как говорится, при всей любви, не могла она разделить его эгоистическую позицию в истории с Тимкой. Как он не понимает, что ради Тимки, которого он вроде бы так любит, ему нужно держаться от Тимки подальше? Почему не хочет оставить мальчишку в покое? Как сложилось, так уж сложилось. Зачем без конца перетягивать канат? Неужели реванш над ничтожным Куркиным стоит того, чтобы счастливый, жизнерадостный весельчак Тимофей превратился в неврастеника?

Объяснение было лишь одно: сам выросший в благополучной семье, с папой, с мамой и тетенькой, тоже души в нем не чаявшей, Костя не мог до конца прочувствовать, оценить всю тяжесть переживаний, которые обрушатся на Тимкины, в сущности, еще детские плечи, когда выяснится, ху из ху. Поэтому-то он и расшибался в лепешку, чтобы, завоевав Тимкину любовь, быть рядом с ним как можно чаще.

Найти объяснение — еще не значит оправдать. Беднягу Тимофея, которого эти дураки взрослые, если вовремя не остановятся, точно замотают, Люсе было невозможно жалко, но как их остановишь? Мягкий-то Костя мягкий, а тоже, бывали случаи убедиться, иногда упрямый как черт. Одним словом, мужчина. Единственное, чем она могла помочь Тимке, так это своим неучастием в Костином безответственном соревновании.

Наша хата с краю, ничего не знаю! Пусть сами разбираются! — строго-настрого приказала себе Люся и, спрыгнув с кровати, где навалялась, кажется, уже до пролежней, направилась в ванную — отмякнуть в горячей воде с молодильными солями и травками, потом сделать маску, умастить тело кремом, обновить маникюр и педикюр. Глядишь, и настроение изменится. А то! Когда занимаешься любимым делом, настроение обязательно идет в гору.

Она всегда обожала заниматься собой. Даже тогда, когда для этого не было абсолютно никаких условий и, чтобы вымыть голову в тазу на кухне, приходилось таскать воду с колонки и полчаса греть ее в алюминиевом баке на плите. Небольшая любительница бегать с ведром по улице — туда обратно с полкилометра, — ради столь важной процедуры она никогда не ленилась совершить этот марш-бросок. Лишь бы быть красивой! А уж когда влюбилась в Марка, то только и делала, что день-деньской наводила красоту…

Сквозь шум воды — надо же! — опять прорвался писк мобильника.

— Кость, говори быстрее, а то я голая, как Венера Милосская! — выпалила она со смехом, примчавшись в комнату нагишом, но тут же прикусила язык. — Ой, Лялечка, это ты? Подожди, я хоть халат накину…

— Что у тебя там происходит? Почему это ты голая?

— Любовников принимаю! — озорно отозвалась Люся, перекладывая мобильник из руки в руку, чтобы влезть в рукава халата. — Шучу, шучу! У меня, как положено на Руси, по субботам банный день. Только собралась погрузиться в ванну, а тут мобила и завопила… Рассказывай, как твои дела? Ты уже вернулась после спектакля?

— Спектакль я отыграла утром, — ответила девочка замогильным голосом, и от бодренького Люсиного настроя опять остались рожки да ножки. — Детский. Видела бы ты, в какое хвостатое чудище превратили Ольгу Каширину! В вечерних спектаклях я пока не занята. Все еще репетирую «Бешеные деньги» за сущие копейки! — презрительно фыркнула Лялька, впервые открыто выразив свое недовольство работой в театре.

— А что у тебя в кино, складывается что-нибудь?

— Складывается, и о-о-очень удачно! Без затрат физической энергии. Курорт, ё-мое! Полкартины лежу в коме с трубками во всех местах, полкартины разъезжаю в инвалидной коляске, которую толкает мой охренительно-благородный муж. Короче, любовь, верность и тому подобное. Обрыдаешься, до чего трогательно!

Пусть дела у «знаменитой артистки» складывались не очень удачно не только в театре, но и в папочкином кино, зато сегодня все ее претензии были высказаны весьма эмоционально, а это означало, что наша злюка-бука наконец-то идет на поправку!

— Ляль, ты сейчас дома?.. Да?.. Не слышу, эй, ты где там?

— Да, дома, дома! — почему-то не сразу и с раздражением откликнулась та.

— А Марк близко?

— Нет… пока не явился.

— Тогда выкладывай, как вы там поживаете?

— Еще не переругались, если ты это имеешь в виду.

— Я имела в виду, не заела ли тебя бытуха? Кто кому яичницу жарит? Ты Марку или он тебе?

— О, это отдельная песня! — неожиданно весело рассмеялась девочка. — Разве я не рассказывала тебе про нашу домоотравительницу?.. Не может быть! По-моему, в последнее время я ни о ком другом уже и говорить не могу. Неужели не рассказывала?

— Да нет же. А что, интересный экземпляр?

— Не то слово! Хохлушка с Западной Украины. По имени тетка Мария. Здоровенная, грудастая, своенравная лошадь. Убирается она, правда, неплохо, но готовит — сплошь отраву! Без конца стряпает какие-то пампушки, ватрушки, галушки. Причем в неимоверных количествах. Чтобы самой же все это и сожрать. С майонезом. У нашей Солохи прямо-таки патологическая страсть к майонезу! Прошу ее: не кладите мне майонез в салат, каплю оливкового масла, и всё. А она посмотрит на меня, как на ненормальную, и с кобыльим ржанием отмахнется: «Ни, Лялю, це погано буде!» Еще она варит такой вонючий борщ с чесноком, что хоть противогаз надевай! Я ее хохляцкие изыски, естественно, есть не могу и Марку тоже запрещаю. Ему совершенно ни к чему жирное и мучное!

«Ого, кажется, для Марка наступили тяжелые времена!» — усмехнулась про себя Люся. Насколько она помнила, он обожал борщечок — наваристый, по-южному острый, с чесноком и перцем. Кстати, а что это вдруг его из «дорогого папочки» и «папулечки» переименовали в Марка?.. Интересный факт.

— …будь моя воля, я давно бы ее выперла! Но он не желает расставаться с ней. Несет какую-то сентиментальную чушь. Дескать, тетка Мария — очень честное и преданное существо! Что он к ней привык! Что ему ласкает слух ее колоритный украинский говор! Как он не понимает, что преданной прислуги не бывает в принципе?! А эти несчастненькие гастарбайтерши, вынужденные бросить родную хату, которым он так сочувствует, — как раз самые завистливые и продажные из всех. Кто-нибудь посулит его «преданной» тетке больше денег, и она мгновенно смоется. Феноменально двуличная тварь! Шастает по квартире злая, надутая, треплется по телефону на чистом русском языке, а как Марк появится, прямо вся сомлеет: «Здоровеньки булы, Марко Спиридоновичу! Може, вам вареничков з вышнею зробить?» Рожа расплывается, делается малиновой, как ее проклятый борщ. Меня она, естественно, в упор не видит — не я же плачу ей зарплату в твердой валюте. Представляешь, приду вечером голодная, а поесть мне нечего!