Хелен Девитт - Последний самурай

Читаю «Учим кану — ПРОСТОЙ метод!!!» Л читает «Джок в вельде» [69] «Джок в вельде» ( Jock of the Bushveld, 1907) — книга южноафриканского писателя сэра Джеймса Перси Фицпатрика, подлинная история путешествий автора в вельде в компании стаффордширского бультерьера Джока в 1880-х. .

Воображаю, как стану объяснять все это ребенку.

こて わ さらぺ

Котэ ва сарапэ

どば ね るびた ほぱ ほぱ ほぱ

Доба нэ рубита хопа хопа хопа

Ничего не получится.

Миновала неделя, наступил солнечный ветреный день. Бледно-зеленые почки на голых черных ветвях. Я думала, мы подышим воздухом, но ветер слишком кусался.

Сели на Кольцевую, поехали против часовой стрелки. Я все сочиняла систему, которая объяснит кану (не говоря уж о сильно покалеченных остатках 262 кандзи, когда-то мне ведомых, не говоря уж о 1945 общеупотребительных в Японии кандзи, не говоря уж об осколках грамматики, почерпнутых из «Кандзи для начинающих» и «Хрестоматии по японской каллиграфии»). Л читал 24-ю песнь «Одиссеи». Беда не в беде со словарем, а в том, что Л хуже горькой редьки надоела Кольцевая.

Спустя пару часов я принялась листать газету. В газете было интервью пианиста Кэндзо Ямамото, который приехал в Великобританию с концертами.

Не знаю, учили ли Ямамото одной простой задаче ежедневно, но когда-то он слыл вундеркиндом. Сейчас повзрослел и последние два года окружен славой сомнительного толка.

Ямамото получал премии и давал концерты лет с 14; в 19 уехал в Чад. Потом вернулся к концертной деятельности + вызвал сенсацию в Уигмор-холле. Само собой, люди и пошли в Уигмор-холл, ожидая сенсации, но они не ожидали, что после каждой шопеновской мазурки он станет по 20 минут играть на барабанах, и так шесть раз. Затем он продолжил объявленную программу (которая слегка затянулась, поскольку он внезапно повторил шесть мазурок), концерт закончился в 2:30 ночи + все опоздали на поезда + расстроились.

После истории в Уигмор-холле пресса цитировала его агента: мол, на личном уровне Ямамото агенту все равно что родной сын, но на уровне чисто деловом есть много разных факторов, они оба профессионалы + вряд ли агент услужит Ямамото, если продолжит с ним работать исключительно из личной симпатии.

Ямамото теперь почти не концертировал + никто не знал, сам он так решил или благоразумные антрепренеры заставили. Интервьюер «Санди таймс» допрашивал его на эту и другие жареные темы, а Ямамото рассуждал о природе перкуссии + других проблемах музыкального свойства.

«СТ»: Мне кажется, никто так и не понял, зачем вы поехали в Чад…

Ямамото: Понимаете, моя преподавательница твердила, что фортепиано не должно звучать как ударный инструмент, — вы, вероятно, знаете, что Шопен пытался изобразить на фортепиано вокальную партию, — и я годами думал: это же ударный инструмент, почему ему нельзя звучать как ударному?

Я тогда думал, сказал он, что барабаны — чистейшая перкуссия + я не пойму фортепиано, пока не пойму чистейшую перкуссию. Позже он понял, что это несколько чересчур, если инструмент умеет некий звук, значит он этот звук умеет, и незачем упрощать, незачем запрещать инструменту, насколько он способен, звучать как голос или виолончель, но в то время Ямамото помешался на барабанах + перкуссии.

«СТ»: Любопытно.

Еще, сказал Ямамото, преподавательница всегда подчеркивала, как она выражалась, суть пьесы. Недостаточно до блеска отполировать поверхность, чтобы фортепиано звучало как человеческий голос, или виолончель, или еще какой неударный инструмент, потому что в конечном счете внимание не должно останавливаться на поверхности, оно должно проникнуть в музыкальную структуру.

Он сказал, что в детстве день и ночь отрабатывал порой какой-нибудь пассаж, чтоб стало так, как она требует, и наконец думал: Да, вот теперь хорошо звучит + она говорила Да, очень красиво, но где музыка? И о той или иной звезде международного масштаба она отзывалась А, такой-то и такой-то, он же просто виртуоз, с бесконечным презрением потому что если человек не музыкант, значит шарлатан.

«СТ»: Любопытно.

Он сказал: Тут ведь дело в чем? Я, конечно, понимал о чем она, но потом задумался. Ну да, но почему мы так всего боимся и чего же это мы боимся? Мы боимся поверхности, боимся, что прозвучит так, как на самом деле, что такого страшного нам грозит, если мы перестанем от этого убегать?

А потом в 16 он наткнулся на книгу «Барабаны над Африкой».

«Барабаны над Африкой» написал австралиец Питер Макферсон, который путешествовал по Африке в начале 1920-х. Он взял с собой патефон и несколько пластинок Моцарта, и в книге полно забавных эпизодов, в которых он потрясает туземцев своей машинкой или караулит, чтоб те ее не стащили.

Обычно люди просто восторгались машинкой, а насчет музыки помалкивали, но в одной деревне Макферсон повстречал критика. Тот сказал, что музыка вялая и неинтересная, и, когда он так сказал, земляки согласились, хотя не смогли объяснить почему. Наконец они приволокли всякие барабаны и заиграли — в африканской музыке нередко играются и соперничают одновременно два разных ритма, но тут барабанщики играли ритмов шесть или семь. Макферсон писал, что к такой музыке привыкаешь не сразу, но, поскольку деревенские вовсе не желали слямзить патефон, Макферсон у них задержался. Два месяца он видел только маленькие и средние барабаны, вытащенные в первый день, но однажды стал свидетелем поразительной церемонии.

Деревня, писал он, расположена в 20 днях пути от Сен-Пьера, в саванне, на краю пустынного озерца, а на другом берегу высился голый утес, и, хотя ближайшие предгорья находились милях в 20, утес этот, похоже, был из того же камня. Макферсон часто замечал хижину, что стояла поодаль от прочих, но, когда он однажды к ней приблизился, его отогнали, и он ни разу не видал, чтобы кто-нибудь туда входил или выходил.

Однажды под вечер он увидел, как в хижину заходят семеро мужчин. Они вышли с семью барабанами выше человеческого роста, молча отнесли их на берег озерца и расставили у воды. Потом из другой хижины вышли женщины. Они несли мальчика на тюфяке; у мальчика, видимо, была лихорадка — он исхудал, весь дрожал и трясся. Они пели — одна женщина выпевала строку, остальные тихо отвечали; тюфяк они положили на берегу. Замолчали и отступили.

Солнце подползло к горизонту; в любую минуту настанет ночь — в тропиках темнеет быстро. Небо было темно-синее. Мужчины поставили барабаны на деревянные подпорки и легонечко застучали палочками, и звук словно таял над озером. Потом они перестали и по знаку предводителя ударили по барабанам разом, громко. Пауза. Еще удар. Еще удар. Еще удар. Они ударили так шесть раз, и солнце закатилось, и они очень громко ударили в барабаны, и всё. Прошло несколько секунд, и наконец из-под темной воды донесся грохот барабанов. Мужчины снова ударили, и звук снова вернулся, и так семь раз, а потом они отложили палочки и ушли, а женщины подняли тюфяк и тоже ушли, и Макферсон увидел, что мальчик мертв. Утром барабаны исчезли.