Хелен Девитт - Последний самурай

Я сказал: Я не знаю.

Он сказал: Если хочешь — если ты уверен, — тогда вперед, чем скорее, тем лучше. Если хочешь заниматься естественными науками, тут есть и другие соображения. На бедного Кена посмотри.

Я сказал: А что такое с Кеном?

Он сказал: Ну ты посмотри на него! В том году урезали наше финансирование ЕКА, поэтому «Гершеля» [126] «Гершель» (Herschel Space Observatory) — астрономический спутник Европейского космического агентства, первая космическая обсерватория для всестороннего исследования космического инфракрасного излучения; планировался и создавался с 1982 г., запущен в 2009 г. ему не видать. Ему не видать «Гершеля», его студентам не видать «Гершеля», они в тупике, пытаются хоть где-нибудь зацепиться, сам понимаешь, какие они теперь подадут отчеты о научной работе, им же правительство отрубило все возможности заниматься научной работой, а какое, по-твоему, финансирование они получат, если научной работы им не светит?

Он смотрел очень серьезно — он так же смотрел, когда писал на листке формулы, которых большинство людей не поймет, чего он и ожидал. Он сказал: Любая наука дорога, а астрономия дороже почти всех.

Он сказал: Дороже почти всех, и у нее меньше шансов получить деньги от промышленности.

Он сказал: Если тебе нужны сотни миллионов фунтов, рано или поздно придется разговаривать с людьми, которые не понимают, чем ты занимаешься, и понимать не желают, поскольку в школе ненавидели естествознание. Ты попросту не можешь себе позволить от них отгораживаться.

Мне пришли в голову два возможных ответа. Во-первых, что я вовсе не отгораживаюсь, потому что занимаюсь в Клубе дзюдо для мальчиков в Бермондси. Во-вторых, что понятно.

Я сказал: Понятно.

Он сказал: Ты так говоришь, но ты не понимаешь. Ты думаешь, раз ты умный, поймешь что угодно. Вряд ли тебе грозят трудности с такими вот вещами, — и он глянул на мои листки. Но нужно научиться понимать другие вещи, в которые почти невозможно поверить. Если не научишься верить в них сейчас, потом будет поздно.

Почти невозможно было поверить, что он взаправду это говорит. Нобелевский лауреат считает, что я способен на все. Нобелевский лауреат радуется, что я его сын. И он, пока говорил, хоть и говорил серьезно, то и дело расплывался вдруг в улыбке, словно приберегал ее для сына, которого всегда хотел и никогда не имел. Он был блестящ и считал, что я тоже блестящ. Он походил на кинозвезду и считал, что я его копия. Он не проверял, знаю ли я столицы, он говорил со мной о том, чего стоит самая дорогая наука во вселенной. И я думал: ну, если он хочет быть мне отцом, отчего ему не быть мне отцом? А потом я думал, что в любую секунду он решит проверить меня на лагранжианы и поймет, что я все-таки ему не сын.

Он сказал: Надо уметь поверить… Дело не только в том, что люди, которые выписывают чеки, не любят науку. Они избраны людьми, которые не любят науку. О них пишут газеты, которые редактируют бесчисленные обыватели, способные изредка прочесть абзац про динозавров. Надо уметь поверить, что газеты, рапортующие о решениях этих людей, готовы ежедневно публиковать астрологический прогноз, и ни издатели газеты, ни ее читатели не считают, что прогноз этот совершенно беспочвен.

Он сказал: Надо понимать, что попросту нельзя себе позволить вести себя так, будто имеешь дело со взрослыми людьми. Ты имеешь дело не с людьми, которые хотят понять, отчего то или это берет и работает так-то. Ты имеешь дело с людьми, которые хотят, чтобы ты вновь возжег в них детский восторг чуда. С людьми, которые хотят, чтобы скучную математику ты выкинул, потому что она мешает возжиганию…

Зазвонил телефон. Он сказал: Прости, минутку.

Он взял трубку. Сказал: Да? Нет-нет, вовсе нет, по-моему, все прошло неплохо, мне кажется, тут нам не о чем беспокоиться. Он обещал что-то мне написать к концу недели, у тебя пара дней на передышку.

Краткая пауза, потом он рассмеялся. Сказал: Даже не жди, что я на это отвечу, — нет-нет, просто давай побыстрее. Ага. Пока-пока.

Он вернулся. Он хмурился и слегка улыбался.

Он сказал: Есть такая дешевая издевка над христианскими фундаменталистами — дескать, если вы считаете, что Библия — буквально Слово Божье, а Слово Божье важнее всего на свете, как можете вы не учить язык, который Господь избрал для изначального своего текста, и если вы считаете, что существует Творение и это важно, оглядитесь вокруг — вы увидите, на каком языке оно думает. Оно миллиарды лет думает математикой. Само собой, если добраться до сути, никто не перещеголяет религиозных в чистейшем и необузданном презрении и к Творцу, и к Творению…

Он осекся, замялся и сказал: Значит, она тебе не рассказала… так что именно она рассказывала?

Я сказал: Ну

Он сказал: Ладно, не важно. Ты имеешь право знать. Уж этим-то я тебе обязан.

Я подумал: Надо кончать

Я сказал: Нет…

Он сказал: Нет, позволь мне договорить. Мне это нелегко, но ты имеешь право знать

Я подумал: Надо кончать

но Сорабджи в своей программе наловчился затыкать рот людям, которые пытались заткнуть рот ему, и я прямо не знал, что делать.

Я сказал: Нет. Я сказал: Вы ничего не должны мне рассказывать.

Я сказал: На самом деле я вам не сын.

Он сказал: Видит бог, я это заслужил. Ты имеешь полное право обижаться.

Я сказал: Я не обижаюсь, я просто формулирую факт.

Он сказал: Ладно, факт, а с этим как быть? и ладонью прихлопнул листки с преобразованием Фурье, и сказал Это тоже факт, его так запросто не вычеркнешь. Отношения существуют, хочешь ты того или нет. Ты и сам понимаешь, иначе бы не пришел. Вот и узнай теперь все факты, и он принялся расхаживать туда-сюда по кабинету и говорил очень быстро, чтоб я не перебил…

Он сказал: Моя жена — чудесная женщина. Чудесная. Трудилась не покладая рук, и, видит бог, я, когда женился, знал, на что шел. Брак по уговору — отец хотел помочь давнему партнеру и, хотя сам женился на иностранке — а может, именно потому, что женился на иностранке, — хотел женить меня на зороастрийке, и, в общем, здесь никого подходящего не нашел. На меня не давили, не пойми неправильно, отец сознавал, что меня воспитали сугубо западным человеком. Он просто попросил с ней встретиться, сказал, красавица, образованная, приятный нрав, если не понравится, тогда, конечно, и говорить не о чем, но ведь невредно просто встретиться, он оплатит мне поездку в Бомбей, а там посмотрим, как дело пойдет.

Само собой, любви с первого взгляда не вышло, но в заданных условиях мы неплохо поладили; и я понимал, что, если женюсь, могу рассчитывать на стопроцентную семейную поддержку моей карьеры, которая одна меня и заботила, и в целом, по-моему, сложилось неплохо. Есть свои плюсы, когда женишься, зная, на что идешь.