Алексей Слаповский - Вспять: Хроника перевернувшегося времени

Анастасия, когда отец диктовал ей это послание, не могла удержаться от смеха, он сердился, она, подавляя неуместное веселье, дописала до конца, не относясь при этом всерьез к тому, что делала.

Если бы всерьез, никогда бы не написала.

Виктор Александрович перечитал заявление два раза. Спросил, кивая в сторону Столпцова:

— Можно ознакомить?

— Естественно, — произнес Перевощиков.

Игорь Анатольевич взял листок и тоже прочел два раза, словно не веря своим глазам.

— Ты не шутишь, Петр? — спросил он Перевощикова.

— Это у нас теперь шутками называется?

— Нет, но явно же какое-то недоразумение. Анастасия на что-то обиделась, взбрыкнула…

— Взбрыкивает. Игорь, лошадь, да и то дурная, а у меня дочь еще пока, слава богу, не дура.

— Постой. Какое насилие, если они фактически муж и жена?

— С каких это пор?

— А свадьбу не мы с тобой сами устраивали? Загс, церковь, этого что, не было? Ты скажешь, что потом все пропало, а я тебе скажу: никуда не пропало, надо привыкать жить по новым правилам, будущее ушло в прошлое, теперь будем считаться с фактами, а не с календарем и, тем более, какими-то бумажками. Этого заявления, кстати, завтра не будет, другое писать придется.

— И напишем! А по новым правилам — это как? Это значит, можно насиловать? Между прочим, в юридическом смысле все равно, муж изнасиловал или посторонний, я правильно говорю, Виктор Александрович?

— Ну, не все равно, но, если есть фактор несогласия, тогда может быть, — осторожно ответил Оптов.

— А убивать можно? — спросил Игорь Анатольевич, переходя в наступление. — Я, между прочим, не чай пришел пить к прокурору, — показал Столпцов на стол, где чая, действительно, не было, а был коньяк. — Сына моего убили, это что, семечки?

— Слышал, знаю. Но это тут при чем? Тем более, он живой.

— А при том, что убил бывший кавалер твоей Насти. Микенов Илья! И убил из-за нее, все знают. При ее попустительстве и, можно сказать, участии!

— Ты не городи лишнего, Игорь! Какое еще участие?

— А что он живой, — продолжал Столпцов, — так и твоя Настя сегодня цела и невредима, будто ничего не было. Можно экспертизу назначать, ничего не найдут.

— Но было же! — гневно возразил Перевощиков.

— И убийство было! — парировал Столпцов.

После этого они замолчали, а Оптов, пользуясь моментом, быстро достал из стола третью рюмку, налил, пододвинул, и оба махом глотнули коньяк, не глядя друг на друга.

— Вы прямо как эти, — сказал прокурор. — Ну, у Гоголя. «Как поссорились…» — кто там поссорился? Иван Петрович с Петром Ивановичем? Или как?

Перевощиков и Столпцов не помогли: оба не помнили.

— Тоже друзья были, а потом…

— Что значит — тоже? — тут же уцепился Перевощиков. — Никогда мы друзьями не были! А если я закрывал глаза на то, что там на ГОПе творится…

— А что творится? Что творится? — удивился Столпцов. — Чего это там такое творится, о чем ты раньше не знал? А касса, из которой мы Милозвереву деньги отстегиваем, у нас не общая?

— Всё, закончили, даже слышать не хочу! — поднял руки прокурор, ибо то, что он слышал, подлежало служебному реагированию, реагировать же Оптов не мог, поскольку и сам участвовал в кое-каких общих делах, как и вся городская элита.

Тут оба, и Перевощиков, и Столпцов, встали, показывая этим, что собираются уходить. Но вместе выйти было невозможно — придется о чем-то по пути разговаривать.

Перевощиков, человек большого административного опыта, тут же нашел способ выйти первым:

— Ну, вы тут продолжайте отдыхать, а мне некогда. Надеюсь. Виктор Александрович, заявление без внимания не останется. Что оно исчезнет, я и без господина Столпцова знаю, но кто вам мешает его запомнить? Вызовите обвиняемого, побеседуйте — ну, не мне вас учить. До свидания.

И удалился.

Столпцов, не садясь, проворчал:

— Некогда ему. Что он будет делать, в кабинете торчать, в окно глядеть? Сейчас что ни делай, никакого толку, завтра будет то же, что было. А идею мы отличную придумали, Виктор Александрович.

Прокурор то ли забыл, то ли сделал вид:

— Какую?

— Микенова выпороть.

— Я подумаю.

— И думать нечего. Конечно, способ экстремальный, даже дикий на первый взгляд, так и ситуация экстремальная!

И Столпцов вышел, успев заметить в окно, что машина Перевощикова отъехала от прокуратуры.

А Оптов взял бутылку, в которой оставалось чуть меньше половины, и выпил жадно, как воду. И сердито, со стуком, поставил бутылку на стол, что, наверное, означало на языке жестов: черт знает что творится!

А вечером произошло неизбежное. Трое подростков, чучел. Проня и Сопля, собрались прокатиться в Придонск, стырив у родителей денег (все равно завтра деньги вернутся). Дожидаясь автобуса, зашли в кафе «Встреча», чтобы чего-нибудь съесть и запить газировкой. Но худой и высокий Чучел, который считал, что выглядит на все шестнадцать, вдруг раздухарился и потребовал не газировки, а пива. Конечно. Люда и Надя послали его подальше, причем довольно вежливо, сказав, что пускай пиво приходит пить, когда ему исполнится восемнадцать.

— А если нам никогда теперь не исполнится, что же, и пива не попробовать? — мрачно спросил быковатый, приземистый Проня.

— Вот именно! — захихикал и заерзал маленький, задирчивый и вредный Сопля.

Девушки позвали на помощь Рафика, тот велел наглецам убираться. Дальнобойщики вступились:

— Ты, в самом деле. Раф, — сказали они сначала по-доброму, — пойми мальцов: им теперь ни пивка, ни баб не попробовать.

И, кстати, ошибались: пробовали все трое пиво, и не раз, и вино пробовали, и водку, а Проня и баб пробовал, вернее, одну, сорокалетнюю соседку-алкоголичку Сурепнову, причем в присутствии ее спящего на той же постели пьяного мужа.

— Пусть они пробуют, где хотят, кроме тут! — ответил Рафик. — А я отвечать за ними перед родителями и полицией не хочу! Я законность соблюдаю!

— Законность ты соблюдаешь? — грохнул кулаком по столу водила Семен Ломтев, страшно раздраженный из-за того, что в субботу был на подъезде к Хабаровску, где ему светило хорошее вознаграждение, проедал последние деньги, терпел холод и голод, и вот на тебе — с пятницы покатил обратно, три дня не верил, что всё так плохо, упорно ехал вперед и неизменно оказывался дальше от Хабаровска, чем был накануне, а теперь приблизился вплотную к Придонску, откуда выехал в понедельник. — Законность он соблюдает! — повторил Ломтев, поворачиваясь ко всем, и видел вокруг единодушную поддержку. — А сам кормит тухлятиной, обвешивает, обсчитывает на каждом шагу! Кормить дерьмом ребятишек можно, а пивка им хлебнуть нельзя?

Все согласно закивали, хотя некоторые были здесь в первый раз и ничего не знали про тухлятину, обвесы и обсчеты, а остальные до этого момента были в общем-то довольны и едой, и вполне умеренными ценами, и обслуживанием — иначе с чего бы они оставляли Наде и Люде чаевые?