Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Разумеется, нет. Разумеется, нет, А сейчас она выглядит ничуть не хуже, чем средний выходец с Территорий – ну, по крайней мере, не намного хуже. Но зато, что она обрела взамен!

Иссерли посмотрела на лежащий перед ней огромный мир, который был так хорошо виден с ее наблюдательного пункта на аблахском пляже. Неописуемо прекрасное зрелище! Ей хотелось бежать и бежать навстречу горизонту, не останавливаясь ни на миг, хотя она точно знала, что бегать не сможет уже никогда.

Впрочем, на Территориях тоже не особенно побегаешь. Там ей пришлось бы уныло ползать в компании других таких же неудачников и опустившихся типов по узким подземным коридорам, проложенным в толще бокситов и прессованной золы. Она бы работала до упаду на какой-нибудь влагофильтрационной станции кислородного завода, копошась в грязи, словно навозный червь.

А вместо этого она очутилась здесь, где можно свободно бродить по бескрайним пустошам, наслаждаясь чудовищными запасами воды и чистого воздуха.

И платить ей за это приходится, если вдуматься, всего лишь тем, что она обречена всегда ходить на двух ногах.

Ладно, конечно, не только этим.

Чтобы перестать думать о гораздо более печальных последствиях принесенной ею жертвы, Иссерли приняла внезапное решение все же выйти сегодня на работу. Избыток свободы приводил к тому, что рано или поздно ее начинали посещать мрачные мысли. И спасала от этого только работа.

Она уже выбросила часы и ключи, принадлежавшие молодому немцу, в море, где вода и соль позаботятся о них, как и о прочих отбросах конца тысячелетия, волшебно преображая их форму и сущность. Пустой пластиковый мешок Иссерли заткнула за пояс, чтобы не мусорить на пляже. Он и так уже был достаточно замусорен пластиковыми отходами с проходивших мимо судов и буровых платформ; в один прекрасный день она соберет весь этот мусор в огромную кучу и устроит костер. Просто нужно не забыть принести с собой все необходимое – вот и все.

Иссерли сняла с камня ботинки и не без труда натянула их на свои мокрые и слегка распухшие ноги. Пожалуй, она перестаралась с закаливанием холодом. Несколько часов в тесной натопленной «тойоте» не повредят ей.

Она побрела через пляж к поросшему травой пастбищу. Ее овца вернулась в стадо и теперь была уже далеко на склоне холма. Пытаясь угадать, с какой именно из овец она беседовала, Иссерли споткнулась на своих неуклюжих подошвах и чуть было не упала. «Надо под ноги смотреть», – подумала она. На кромке пастбища лежали замысловатые комки выцветших и высохших на солнце водорослей, которые напоминали то скелеты, то отдельные части скелетов, то каких-то фантастических животных. Среди этих симулякров то и дело попадался подлинный остов чайки, обглоданный и подрагивающий под порывами ветра. Иногда (но не сегодня) Иссерли случалось наткнуться и на дохлого тюленя, ласты которого запутались в обрывке рыбацкой сети, а тело было обглодано другими морскими жителями.

Иссерли шла по тропе, протоптанной многими поколениями овец, к верхнему ярусу холма. В мыслях она уже сидела за рулем «тойоты».

Когда Иссерли вернулась к коттеджу, костер уже потух. Вокруг него в снегу образовался темный круг из выжженной травы и смеси пепла с талой водой. На углях лежали отдельные куски не сгоревшего до конца рюкзака. Иссерли извлекла оттуда покрытый сажей металлический каркас и отбросила в сторону, решив избавиться от него позже. Может быть, завтра, если она снова соберется к морю.

Она вошла в дом и направилась прямиком в ванную.

Ванная, как и все комнаты в доме, имела нежилой вид и была затянута плесенью и усеяна трупиками насекомых. Мутный свет просачивался в нее через крошечное окошечко, закрытое грязным матовым стеклом. Зазубренный осколок зеркала криво висел в нише над раковиной умывальника, не отражая ничего, кроме облупившейся краски. Ванна была чистой, но немного ржавой, как и раковина. По контрасту с ванной зияющее отверстие лишенного крышки унитаза имело цвет и фактуру древесной коры; им никто не пользовался, по крайней мере с тех пор, когда Иссерли поселилась здесь.

Помедлив, чтобы снять ботинки, Иссерли шагнула в покрытую охристыми потеками ванну. Над ее головой к стене было привинчено сопло душа, которое, когда Иссерли повернула бакелитовую ручку, извергло на нее поток колючей воды. Когда давление немного упало, Иссерли стянула с себя одежду, бросив ее прямо в ванну. На покрытом ржавчиной краю ванны стояли три флакона с различными видами шампуня. Вместе три флакона стоили ровно пять фунтов на бензоколонке фирмы «Арабелла». Иссерли выбрала свой любимый и полила волосы вязкой зеленой жидкостью. Затем она вылила немного шампуня на тело и чуть больше – на груду грязной одежды, лежавшей у нее под ногами. Одной ногой пододвинув груду, она заткнула ею сливное отверстие, чтобы в ванну набралось немного воды.

Она тщательно вымыла волосы, несколько раз ополоснув их. На родине она так гордилась своими волосами! Один из членов Элиты как-то сказал ей что с такими волосами, как у нее, ей вряд ли суждено очутиться на Новых Территориях. Как потом оказалось, это был просто дешевый комплимент с его стороны, но тогда эти слова вскружили ей голову. Она начала чувствовать себя так, словно восхитительные перспективы с железной неизбежностью раскроются перед ней с минуты на минуту, и видела в Своих густых и лоснящихся волосах пропуск в новую, лучшую жизнь, который все окружающие могли видеть, а немногие избранные – даже погладить.

Теперь от ее волос осталось так мало, что Иссерли уже не могла заставить себя восхищаться ими. Большая часть уже никогда не отрастет, а то, что уцелело, не доставляло ей ничего, кроме беспокойства. Она провела пальцами по коже на плечах и руках, проверяя, не пора ли их брить. Ее ладони, скользкие от пены, нащупали мягкую щетину, но Иссерли решила, что можно потерпеть еще один день. Как она выяснила недавно, волосы на теле растут у очень многих женщин. В настоящей жизни все было несколько иначе, чем на глянцевых картинках, которые демонстрировали по телевизору и печатали в журналах. В любом случае никто ничего не заметит.

Она с отвращением натерла пеной груди и вымыла их. Единственная польза от них заключалась в том, что они не позволяли ей увидеть, как выглядит нижняя половина ее тела.

Повернув сопло душа, Иссерли занялась одеждой, которая теперь лежала в неглубокой луже грязной мыльной воды. Она потопталась на тряпках, сполоснула их, потопталась еще, затем отжала их, выкрутив в своих мощных лапах. Рано или поздно они все равно высохнут, если расстелить их под небольшим квадратиком солнечного света, падавшего через окно в спальной, а если из этого ничего не выйдет, она высушит их на заднем сиденье «тойоты».