Марина Москвина - Танец мотыльков над сухой землей

Докладываю радостно Седову, что по моему письму его рукопись включили в Федеральную программу, теперь дадут деньги на издание, выйдет книга.

Седов — с негодованием:

— Кому ты рассказываешь об этом?! Нет, ты соображаешь? Если ты заглянешь ко мне в душу, ты увидишь, что там горит костер, и на этом костре горят книги, все до одной, в том числе и моя!!!

— Зачем ты выбросила мои ботинки? — кричит Леня. — Да, молния на них сломалась, ну и что? Утром встал, надел, скотчем прихватил и пошел, а вечером отодрал и лег, потом утром опять прихватил!..

— Я такой была красильщицей раньше, — говорила Люся. — А сейчас развожу краску, завариваю, кладу предмет, а когда вынимаю — вода стекает, а он остается такого цвета, какого и был. Так что теперь у меня художественный свист выходит на первое место.

Позвонили из Союза писателей и спросили — какого я года рождения?

— А то у нас тут написано — 1854!

— Так и есть, — я им ответила.

Не стала разочаровывать.

Мой издатель Надежда Холодова иной раз пропадет куда-то, не пишет, ничего, а ты сидишь без пфеннига и уже хотел бы продвинуть дело. Вот она звонит после такого перерыва, а Леня тянет мне трубку и говорит:

— Иди, это твоя последняя Надежда…

Сережка — маленький — спрашивает:

— Я не пойму, мы хорошо живем или плохо?

Вернулась домой, рассказываю:

— Захожу в журнал «Дружба народов» в отдел прозы: «Новые писатели нужны в литературе?»

Серега, не дослушав:

— …Нет, что вы! Старых-то никак забыть не можем.

— Если б ты знала, — сказал Леонид Бахнов, — как мне пришлось из-за тебя сражаться с корректором. Она хотела у тебя переменить все знаки препинания — на противоположные!

В 80-е годы художник Анатолий Орехов и Леня Тишков отправились на заработки в Тюменскую область — расписывать детские сады. Толя был толстяком, решил худеть, да и вообще они старались поменьше тратиться. Письма шли очень долго, поэтому я им послала телеграмму:

«Кампанию похудения одобряю и поддерживаю».

Им ее отдали на почте, они смотрят — одно слово заклеено. Что такое? Оторвали бумажку — а в слове «похудения» пропущена буква «д».

Карикатурист Виталий Песков шагает по Цветному бульвару, а ему навстречу бывший сотрудник «Литературной газеты», немного спившийся — в обеих руках авоськи с бутылками, брюки расстегнуты.

Виталий ему:

— Ты б хоть ширинку застегнул!

А тот развел руки в стороны и отвечает:

— Не на что!

Якову Акиму принесли телеграмму от Марка Соболя и Григория Граубина — из Забайкалья, из города Красный Чакой:

«Пока еще глотка глотает, пока еще зубы скрипят тчк»

Дочь Якова Акима, Ира, зашла в Чите к писателю Григорию Граубину. Ее сопровождала церковная женщина, знавшая Граубина исключительно понаслышке и даже не мечтавшая очутиться у него в гостях.

Обе они были поражены непритязательностью быта известного писателя на фоне его очевидного духовного богатства.

— Жилище Гоши, — сказала Ира, — можно было бы назвать приютом отшельника, все ветхое, полуразрушенное, — если бы не шкура питона, висевшая на стене и своим экзотическим видом нарушавшая представление о запредельной бедности простого читинца. Хотя церковные люди умеют скрывать эмоции, моя спутница не выдержала и выказала свое изумление. На что старик Граубин воскликнул горделиво: «Это я его убил!..»

Про Марка Соболя кто-то отозвался уважительно:

— Он хоть и старый был, но ухажеристый.

В Нижнесергинский книжный магазин, к удивлению односельчан Лени Тишкова, завезли книгу «Самоучитель стриптиза», внизу помельче — подзаголовок: «Стриптиз в домашних условиях». Новенькое, с иголочки, глянцевое издание. А рядом на полке — выцветшая от времени, пожелтевшая брошюра: «Грибы у дома».

— Вот как в разные времена манипулируют нашим сознанием! — заметил Тишков, глядя на это странное соседство.

Я рассказала Ковалю, что была на приеме у психотерапевта и мне установили два синдрома: синдром Отелло и синдром «перелетных птиц».

— У вас, Юрий Осич, — спрашиваю, — нет ли подобных синдромов?

— «Перелетных птиц» — пожалуй, — ответил Коваль. — А вместо синдрома Отелло у меня синдром Дездемоны.

Яков Аким и Юрий Коваль после открытия «Книжкиной недели» пригласили нас с Бородицкой в ресторан под названием «НИЛ» («Негодяи и Лизоблюды», — Коваль расшифровал), вроде филиала Дубового зала Дома литераторов.

Сначала все было на широкую ногу: соленая форель, борщ, хаш, мы наелись, напились, а нам все подносят закуски, горячее на необъятных тарелках, графинчики с коньяком. В какой-то момент Юрий Осич заерзал и стал намекать, дескать, здесь, вообще-то, все очень дорого. Но внезапно проголодался и заказал долму. Потом Бородицкая ушла. Мы пировали втроем. Тут пробил час расплаты и обнаружилось, что им не хватает. Я достаю кошелек.

Яша — гордо:

— Я у Марины не возьму.

А Юра:

— Яш, ладно тебе, давай возьмем! Не будем ее обижать. Маринка — это же человек, а не девушка!..

Яков Лазаревич Аким поздравил дочь Иру с Рождеством. Она поблагодарила, но заметила:

— Хотелось бы, чтобы это поздравление было более осмысленным.

В доме ремонт, я упаковываю вещи, смотрю — у Лени сумка какая-то потрепанного интимного вида. Заглянула, а там пожелтевшие письма — пачки! Выудила одно, объятая ревностью, на конверте адрес: «Мурзилка», «Чемоданчик»… Это были письма детей в редакцию про инопланетян.

— Какой тебе роскошный свитер Маринка связала! — сказала Дина Рубина Тишкову и спросила у меня: — А почему ты не свяжешь ему штаны? И пояс верности туда бы ввязала, опять же — от радикулита хорошо.

— Да пусть она скажет спасибо, — вскричал Леня, — что я ей в жизни доставил хотя бы мало-мальские страдания! А то вообще было бы не о чем писать!

«Цыганский» писатель Ефим Друц:

— Вы когда-нибудь слышали пенье цыган? Уверен, что никогда! Так я вам это устрою! У меня жена была цыганка, я кочевал с их табором. Вы должны прочитать пять моих книг — и вы все обо мне поймете. И позвоните мне.

— А в ваших жилах течет цыганская кровь? — спросила я, затрепетав.

— Ни капли! — вмешалась в разговор Ира Медведева. — Фима — просто еврей. И сколько можно доить одну корову? Там в вымени не осталось ни капли!

Подруга моего брата — про их одноклассницу:

— …Она может не смочь прийти на вечер выпускников. Ведь у нее восемь собак. Она была врачом, а потом стала экстрасенсом и поняла, что не в состоянии жить с людьми. Теперь живет с собаками. И она там не самая главная! Самая главная у них — одна большая и умная собака…