Джеффри Евгенидис - А порою очень грустны

Крохотный аэропорт состоял из единственной взлетно-посадочной полосы и здания, похожего на ангар из гофрированного металла. Перед ним на солнцепеке стояла небольшая толпа ожидающих, они болтали или всматривались в небо, откуда должен был появиться самолет.

Собираясь на встречу с матерью, Мадлен надела льняные шорты защитного цвета, белую блузку и темно-синий джемпер с белой полоской на V-образном вырезе. Одним из преимуществ, появившихся у нее после окончания университета — и переезда на Кейп-Код, откуда недалеко было до Хайаниспорта, — заключалось в том, что теперь Мадлен ничто не мешало одеваться в стиле Кеннеди, так, как ей было удобнее всего. Она вообще так и не переняла богемные привычки. На втором курсе она купила ярко-синюю атласную рубашку для игры в боулинг с вышитым на кармане именем «Мел» и стала носить ее на вечеринки в квартире Митчелла. Но, видимо, переборщила, поскольку однажды вечером он скорчил физиономию и сказал:

— Ты что, думаешь, в таких рубашках ходят все художественные натуры?

— В каком смысле?

— Ты всегда, когда приходишь потусоваться со мной и моими друзьями, надеваешь эту рубашку для боулинга.

— У Ларри точно такая же, — попыталась защититься Мадлен.

— Ага, только у него она вся замызганная, а твоя как новенькая. Прямо как будто эту рубашку для боулинга носил Людовик Четырнадцатый. На кармане должно быть не «Мел» написано, а «Король-солнце».

При этом воспоминании Мадлен улыбнулась про себя. Теперь Митчелл уже во Франции или в Испании, или куда он там собирался. Тот вечер в Нью-Йорке, когда она столкнулась с ним, начался с того, что Келли повела ее смотреть «Вишневый сад», не на Бродвей, а в менее знаменитое место. Постановка была такая оригинальная — между рядами стояли корзины с вишневыми лепестками, так что зрители вдыхали аромат сада, который Раневская продавала вместе со своим имением, — в толпе мелькало столько интересных с виду лиц, что Мадлен начала осознавать, в каком великом городе она находится. После спектакля Келли отвела Мадлен в бар, куда любил ходить народ, недавно закончивший Браун. Не успев туда войти, они столкнулись с Митчеллом и Ларри. На следующий день ребята собирались в Париж и были настроены погулять на прощанье. Мадлен выпила два стакана водки с тоником, а Митчелл пил текилу; потом Келли захотела пойти в «Чамлиз» в Гринич-Виллидж. Вчетвером они влезли в такси, Мадлен оказалась у Митчелла на коленях. Было уже сильно за полночь, на улицах за открытыми окнами стояла тропическая жара, и она, помнится, откидывалась назад, прижимаясь к Митчеллу, вместо того чтобы минимизировать физический контакт. Они не обращали внимания на сексуальный аспект этого сидения на коленях, что еще сильнее его возбуждало. Мадлен смотрела в окно, а Митчелл разговаривал с Ларри. С каждым ухабом передавалась тайная информация. И так всю дорогу, через город по Восточной девятой улице. Если Мадлен и чувствовала какую-то вину, то, по ее понятиям, после лета, прошедшего в целомудрии, один вечер полной свободы она заслужила. Кроме того, никто в такси не собирался ничего афишировать. Особенно Митчелл — пока они ехали, он совсем обнаглел. Забравшись к ней под рубашку, принялся гладить ее кожу, водить пальцем по ребрам. Никому не было видно, что он там делает. Мадлен позволила ему продолжать, при этом оба делали вид, будто поглощены беседой: он с Ларри, она с Келли. Они проехали несколько кварталов, и рука Митчелла двинулась выше. Его палец попытался проскользнуть к ней под правую чашечку лифчика, но в этот момент она прижала руку к телу, и он отступил.

В «Чамлиз» Митчелл повеселил всех рассказом о том, как он сам поработал летом таксистом. Мадлен какое-то время говорила с Келли, но скоро оказалась в углу рядом с Митчеллом. Несмотря на алкогольный туман, она понимала, что намеренно не упоминает имени Леонарда. Митчелл показал ей отметины на предплечьях — следы от прививок, сделанных днем. Потом он унесся заказать еще выпивки. Она забыла, как интересно бывало иногда с Митчеллом. По сравнению с Леонардом общение с Митчеллом не требовало больших усилий. Спустя примерно час, когда Мадлен пошла на улицу ловить такси, Митчелл направился следом, и не успела она сообразить, что происходит, как он уже целовал ее, а она целовала его в ответ. Продолжалось это недолго, но гораздо дольше положенного. Под конец она вырвалась и воскликнула:

— Я думала, ты в монахи собираешься!

— Плоть слаба, — усмехнулся Митчелл.

— Поезжай! — Мадлен пихнула его в грудь. — Поезжай в свою Индию!

Он смотрел на нее большими глазами. Потянулся и взял ее руки в свои.

— Я тебя люблю! — сказал он.

Мадлен, на удивление самой себе, ответила:

— Я тебя тоже.

Она имела в виду, что любит его, но не в том смысле, что любит по-настоящему. По крайней мере, такая интерпретация была возможна, и Мадлен решила не вдаваться в подробности прямо здесь, на Бедфорд-стрит, в три часа ночи. Еще раз поцеловав Митчелла, коротко и сухо, она поймала такси и укатила.

На следующее утро, когда Келли спросила ее, что произошло у них с Митчеллом, Мадлен соврала.

— Ничего.

— По-моему, он очень милый, — сказала Келли. — Симпатичнее с виду, чем мне помнилось.

— Думаешь?

— Вообще-то он в моем вкусе.

Услышав это, Мадлен снова удивилась — она почувствовала ревность. Ей явно хотелось держать Митчелла при себе, пусть и отказывая ему. Эгоизму ее не было предела.

— Он, наверное, уже в самолете, — сказал она, и на этом разговор кончился.

В поезде, по дороге обратно в Род-Айленд, Мадлен начали мучить приступы раскаяния. Она решила, что должна рассказать Леонарду о происшедшем, но к тому времени, когда поезд доехал до Провиденса, поняла, что это лишь ухудшит положение дел. Леонард решит, что теряет ее, и виновата в этом его болезнь. Он будет чувствовать себя сексуально неполноценным, причем не без оснований. Митчелл уехал за границу, а Мадлен с Леонардом скоро переезжают в Пилгрим-Лейк. Эти мысли заставили Мадлен воздержаться от признаний. Она снова бросилась выполнять свой долг, любить Леонарда и заботиться о нем, и через некоторое время тот случай, когда они Митчеллом целовались, начал казаться чем-то похожим на сон, эфемерным, словно из другой жизни.

Наконец над заливом, со стороны Бостона, пробираясь через небольшие ватные облака, в небе над Кейп-Кодом показался десятиместный рейсовый самолетик, спускавшийся к полуострову. Стоя среди встречающих, Мадлен наблюдала, как машина села, пробежала по летному полю, как по обе стороны от ее вращающихся пропеллеров легла трава.

Сотрудники наземной службы подкатили металлический трап к передней двери самолета, дверь открылась изнутри, и оттуда начали выходить пассажиры.