Джеффри Евгенидис - А порою очень грустны

Это прозвучало достаточно разумно и искренне. Митчелл подумал, что тут можно бы согласиться и пойти своей дорогой.

Но не успел он это сделать, как женщина сказала:

— Когда мы стояли в очереди, вы читали письмо. От вашей матери.

Митчелл приподнял подбородок:

— Откуда вы знаете?

— Просто почувствовала, вот сейчас.

— Вы через плечо подглядывали.

— Неправда! — Она игриво шлепнула его. — Хватит вам уже. Господь только что, вот сейчас, шепнул мне, что вы читали письмо от матери. Но я вам вот что хочу сказать. Господь тоже прислал вам письмо на адрес «Американ-экспресс». Знаете, что это за письмо? Это письмо — я. Господь послал меня, даже не дав мне об этом знать, чтобы я оказалась позади вас в очереди и рассказала вам, как Господь вас любит, как Он умер за вас.

В этот момент у лифтов появился Ларри.

— Вот и мой друг, — сказал Митчелл. — Приятно было с вами поговорить.

— Это с вами приятно было поговорить. Желаю вам приятно провести время в Греции, и благослови вас Господь.

Он дошел до середины зала, как вдруг она снова похлопала его по плечу.

— Просто хотела вам дать вот это.

В ее руке была книжечка карманного формата — Новый Завет. Зеленая, как листок.

— Вы вот это возьмите и почитайте Евангелие. Почитайте про благую весть Иисуса. И помните, ничего сложного тут нет. Все просто. Важно только одно: принять Иисуса Христа как Господа своего и Спасителя, и тогда вас ждет вечная жизнь.

Чтобы она отстала и заткнулась, Митчелл взял книжечку и пошел дальше к выходу из зала.

— Где ты пропадал? — спросил он у Ларри, приблизившись к нему. — Я уже целый час жду.

Спустя двадцать минут они уже двигались к Пелопоннесу. Автобус много миль проехал по плотно застроенной котловине города, а потом выбрался на прибрежную дорогу. У пассажиров на коленях были свертки — добыча из большого города. Через каждые несколько миль попадался крест, поставленный на месте дорожного происшествия. Водитель автобуса остановился и бросил монетку в одну из коробок для пожертвований. Затем он припарковал автобус у придорожного кафе и безо всяких объяснений пошел внутрь обедать, а пассажиры тем временем терпеливо ждали на своих сиденьях. Ларри вышел покурить и выпить кофе. Митчелл вытащил из рюкзачка письмо Мадлен, еще раз посмотрел на него и положил обратно.

До Коринфа они добрались далеко за полдень. Побродив по храму Аполлона под мелкой моросью, они спрятались от дождя в ресторане, и Митчелл вытащил свой Новый Завет, чтобы заново ознакомиться с тем, что писал в Послании к Коринфянам апостол Павел еще в 55 году н. э.

Он прочел:

Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну.

И дальше:

Потому что вы еще плотские

Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние

Хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа. Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться.

Женщина, которая дала ему карманную книжечку, вложила туда свою карточку с афинским номером телефона. Звали ее Дженис П.

Наверное, через плечо читала, решил Митчелл.

Близилась зима. Из Коринфа они поехали на мини-автобусе на юг, в сторону Мани, остановились на ночь в горной деревушке Андрицена. Температура была бодрящая, воздух пах сосной, местная рецина имела неприлично розовый цвет. Единственная комната, которую они смогли найти, находилась над таверной. Там не было отопления. С севера надвигались грозовые облака. Ларри забрался в одну из постелей, жалуясь на холод. Митчелл не стал снимать свитер. Убедившись, что Ларри спит, он вынул письмо Мадлен и начал читать его при слабом красном свете ночника на тумбочке.

К его удивлению, само письмо было не напечатано, а написано от руки, крохотным почерком Мадлен. (Внешне она, может, и казалась обычной, но стоило увидеть ее почерк, как становилось ясно, что внутри она устроена восхитительно сложным образом.)

31 августа 1982 г.

Дорогой Митчелл!

Пишу в поезде, в том же, которым мы с тобой ехали в Приттибрук на День благодарения, тогда, на втором курсе. Тогда было холоднее, деревья стояли голые, а у меня волосы были покрашены «перышками» (если помнишь, тогда еще стояли семидесятые). Но ты, по-моему, не возражал.

Никогда не говорила тебе этого прежде, но в тот день я всю дорогу в поезде думала о том, чтобы переспать с тобой. Прежде всего, я видела, что тебе этого хочется, и очень сильно. Я знала, что тебе будет хорошо, и хотела, чтобы тебе было хорошо. Кроме того, мне пришло в голову, что это будет полезно и для меня. К тому времени я успела переспать только с одним парнем. Я переживала, что девственность — это вроде того, что бывает, когда прокалываешь уши. Если не носить серьгу, дырка может зарасти. В общем, оказавшись в университете, я была готова вести себя бесстрастно и подло, как парень. А тут появился ты, эта маленькая возможность.

И потом, конечно, ты все выходные был сокрушительно очарователен. Мои родители полюбили тебя, сестра начала с тобой заигрывать — и во мне проснулись собственнические чувства. В конце концов, ты был мой гость. Поэтому однажды вечером я поднялась в мансарду и села на твою постель. А ты не сделал ровным счетом ничего. Где-то через полчаса я вернулась вниз. Поначалу я просто чувствовала себя оскорбленной. Но через некоторое время рассвирепела. Я решила, что ты недостаточно мужественен для меня и т. д. Поклялась никогда не спать с тобою, никогда в жизни, даже если бы ты захотел. Потом, на следующий день, мы поехали на поезде обратно в Провиденс и всю дорогу смеялись. Я поняла, что так гораздо лучше. Единственный раз в жизни мне захотелось иметь друга — не подружку, не парня. Не считая нашей недавней размолвки, ты был мне именно таким другом. Я знаю, что тебе это счастья не принесло. Но мне было невероятно хорошо, и я всегда думала, что и ты в глубине души испытывал нечто похожее.

Второй курс давно позади. На дворе восьмидесятые. Деревья вдоль Гудзона стоят покрытые густой зеленью, а я чувствую себя на сто лет старше. Ты, Митчелл, уже не тот парень, с которым я ехала в этом поезде. Теперь мне не надо тебя жалеть, не надо спать с тобой из симпатии или сочувствия. Ты сам способен за себя постоять и добиться многого. По сути, теперь мне надо тебя опасаться. Прошлой ночью ты вел себя довольно агрессивно. Ты был, как сказала бы, возможно, Джейн Остин, «докучлив». Я велела тебе не целовать меня, но тебя было не остановить. И хотя, когда ты разошелся, я не то чтобы жаловалась (выпила лишнего!), сегодня утром я проснулась у Келли в таких растрепанных чувствах, такая виноватая, что решила: я сейчас же должна тебе написать.