Наталья Апрелева - Пояс неверности. Роман втроем

— По какому случаю маскарад? — спрашиваю я, указывая на одеяло.

— Ззззмерззла, — чуть заикаясь на свистящих, отвечает она, — прям согреться никак не могу, уже все одежды напялила, какие бббыли…

Потом она сморкается в довольно-таки существенный обрывок бумажного полотенца и быстро говорит:

— Извините меня, пожалуйста, что я так нагло сейчас скажу и попрошу. Я просто думала, думала, и поняла, что сейчас я одна без чьей-то помощи не справлюсь. А Вы вот были такая добрая и предложили мне… Блин, я болтаю какую-то чушь. Короче, я вот хотела Вас попросить… Если не сложно, заберите меня, пожалуйста, сегодня же отсюда. Мне квартирная хозяйка звонила, что все мои вещи сложила и выставила в коридор, их надо забрать, но это можно потом… И мне надо на вокзал, да. На Казанский.

— Так, так, подожди, — я с отвращением смотрю на табличку о запрете курения и достаю сигарету. Подумаешь, ну полторы тысячи рублей, — так, давай по порядку. То есть ты хочешь сказать, что мое предложение уже обдумала?

— Да, — девчонка плотнее запахивает на себе невообразимое одеяло и прислоняется спиной к стене, крашенной в желтый. Молчит несколько минут. Потом говорит:

— Спасибо, но я так не смогу. Я ужасно ценю Ваши советы, помощь и все такое, но я прикинула, что не сумею все так тщательно проделывать по плану, и я… В общем, я не хочу Любимому никаких неприятностей устраивать, пусть он как получится… Пусть сам. Да фиг с ним. Я решила, что домой поеду. Позвонила уже сестре. У нее четверо детей, они живут в своем доме, такая изба… Туда поеду. Сестра работает на дому. Вообще она учитель, но сейчас нет. Портниха. Короче, я туда…

И тут она начинает плакать и уже с плачем говорит, что Москва застряла у нее в горле, что Москва застряла у нее в груди и в животе. От признания этого очевидного факта ей становится немного весело, она забавно хрюкает и чуть улыбается.

Я немедленно закуриваю очередную штрафоопасную сигарету. Лихорадочно соображаю.

Вот бывает ли у вас такое чувство, что какую-то акцию нужно непременно предпринять сейчас и ни минутой позже, потому что минутой позже уже все будет потеряно навсегда, и это невозможно допустить? Вы начинаете действовать, вы проделываете невозможное, хватаете отъехавший поезд за железный поручень и останавливаете состав. Господи, сколько же энергии, натуральное расщепление ядра атома, и еще вы говорите что-то безостановочно, ядро атома продолжает расщепляться, критическая масса достигнута, цепная ядерная реакция. И невозможно уже сделать ее управляемой, весь мир не умеет, вот и вы не научились пока.

Хватаю девчонку за край глупого одеяла, отыскиваю ее холодную руку.

— Ни к какой сестре ты не поедешь, — произношу уверенно своим обычным голосом взрослой женщины, руководителя и хозяйки жизни, — по крайней мере сейчас. Ты поедешь ко мне. Заберешь свои манатки от квартирной хозяйки, устрою тебя в кабинете. Ничего, там прекрасная кушетка, письменный стол и куча книг. А, еще кресло. Подлокотники с фигурами русалок. Тебе понравится…

Милый молескинчик, столько событий произошло за каких-то несколько часов, кажется, у меня еще никогда не было такого насыщенного дня.

Такого дня, чтобы утром — одно, а к обеду — уже совершенно другое, я уж не говорю об ужине, до которого еще надо дожить. «Надо дожить» — так говорила моя бабушка, например, когда я ее спрашивала, поедем ли мы в город в субботу, «до субботы сначала дожить надо»…

А бабушку даже отпеть не разрешили.

Так, надо сейчас успокоиться, дорогой дневничок, я лучше потом, в хороший день напишу про все это, а то сейчас опять примусь рыдать, а это неудобно. Да.

После моего сумасшедшего звонка через очень маленькое время примчала Барыня и повезла меня к себе домой. Знаю, знаю, дорогой дневничок, как это дико звучит, но вот так произошло, я села в ее личный автомобиль, роскошный такой «вольво», здоровенный джип, и она сама была за рулем. Поехали. А, еще по пути к автомобилю встретили ее подругу, рыжую, ту самую, что всяко устраивала меня в больницу, она стала громко и грозно кричать:

— Новый год! Новый год! Ты мне обещала!

Барыня мелко-мелко ей закивала и сказала мне:

— И правда. До Нового года уже меньше двух недель. Вы любите этот праздник?

И я ответила, что скорее нет, потому что зиму вообще переношу с трудом. В это время я уже залезла в шикарный салон «вольво», все дурацкие сумки покидав в багажник. В таком багажнике можно проживать, если честно, точнее — за один этот багажник можно прожить жизнь в свободно конвертируемой валюте.

Барыня, как оказалось, обитает в старом доме наверняка позапрошлого века в одном из этих приятных переулков в центре. Чистые пруды. За время своей столичной жизни я пару раз была в хороших московских домах, но, очевидно, не столь хороших.

Подъезд был замечательно отреставрирован, всякие ступени из мрамора, имелся даже старинный лифт, похожий на отсек в подводной лодке, — тяжелая по виду металлическая дверь и два некрупных окошка-иллюминатора. Дверь лифта нужно было открывать вручную, все это напоминало эпизод из советского еще фильма типа «Москва слезам не верит», даже и консьержка сидела в углу за столиком и вязала. Она поздоровалась с Барыней очень любезно, а Барыня ответила:

— Марта Ивановна, голубушка, зайдите ко мне вечером, пожалуйста! Я вашему Николаю очередной чемодан набрала, разбиралась в Алешиных рубашках-брюках…

Марта Ивановна покраснела от удовольствия и долго благодарила, повторяя «что бы мы без вас», «куда бы мы без вас» и еще «благодетельница». Барыня махала на нее рукой, мы вознеслись в лифте удивительно быстро на нужный этаж, четвертый, на лестнице стояло форменное чучело в странных обносках, на голове по виду вообще детские красные колготки. Чучело почему-то погрозило мне пальцем и крикнуло:

— Только чур — без кожаных штанов!

Я в полной непонятке посмотрела на Барыню, но она сосредоточенно уже ковыряла дверь длинным ключом.

— Заходи, — сказала она, — дома никого нет…

И я удивилась, потому что ведь общеизвестно, что Барыня живет одна, а сын ее навещает иногда.

Квартира офигительная, конечно. Никакого особенного выпендрежа, а просто — большая кухня, большая гостиная, еще какие-то комнаты несколько штук и, наконец — кабинет. В кабинете я плюхнула с наслаждением все свои больничные сумки, а Барыня сказала, что в течение дня Славка-водитель привезет все мои вещи от квартирной хозяйки. Я стала мямлить что-то неразборчивое и благодарственное, она просто махнула рукой.

И ушла. То есть проговорила вот все это, показала ванную-туалет, зачем-то добавила, что сегодня помощница по хозяйству не придет, будто я буквально сижу и жду помощницу по хозяйству. Будто бы очень нуждаюсь в ее помощи.