Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

Если в личной жизни Сэнди нечем было похвастаться, то в выборе специальности он не промахнулся. Бесспорно, самым выдающимся прорывом в науке о человеке конца двадцатого века стало открытие и классификация человеческих генов. Как сказал открывший структуру ДНК Джеймс Уотсон, «если вы молоды и честолюбивы, вам не остается ничего другого, как стать микробиологом».

Уже были изобретены генетические тесты, позволяющие убедиться в отсутствии патологий у ребенка, когда он еще находится в материнском чреве. В далеком, но обозримом будущем уже виделось открытие хромосом, ответственных за те или иные заболевания — различные формы рака, опухоли мозга, даже болезнь Альцгеймера.

Выделение конкретного гена и изучение его дефектов со временем позволит придумать некую более совершенную мышеловку — создать новый, усовершенствованный ген, который, как автоматический межпланетный корабль, сумеет самостоятельно произвести в организме «ремонт».

Куда могут завести подобные исследования, оставалось предметом самых жарких дебатов. Многие продолжали считать генную инженерию научной фантастикой. В то же время в лабораториях всего мира исследователи увлеченно претворяли фантастику в реальность.

И как всегда, Голливуд делал деньги на новейших направлениях науки и одновременно вводил их в повседневный оборот. Неимоверная популярность ожидала картину «Человек ценой шесть миллионов долларов», при этом мало кто отдавал себе отчет, что отображенное на экране создание человеческого тела из отдельных частей «под заказ» куда ближе к действительности, чем могли себе представить создатели фильма. Во всяком случае на уровне лабораторных исследований.

Героем пьесы, разыгрывавшейся в реальной жизни, и решил стать Сэнди Рейвен.

День вручения дипломов в Массачусетском технологическом явился для Сидни Рейвена праздничным вдвойне. Во-первых, его сын получал степень бакалавра и похвальный лист, во-вторых, его последнее творение — «Годзилла против Давида и Голиафа» — уже полтора месяца как входило в мировую двадцатку.

Отец предложил Сэнди отметить получение диплома в любом ресторане, какой ему понравится. Сын без колебания выбрал бруклинское заведение «Джек энд Мариан», знаменитое своими гигантскими сандвичами для настоящих Гаргантюа.

Разговор очень быстро перешел на Рошель.

— Она будет звездой первой величины, да, пап?

Сидни уклончиво промычал, показывая на набитый рот.

Сэнди ждал.

— Послушай, сынок, не будем портить такой день…

— Что ты хочешь этим сказать? С Рошель что-то не так?

— Да нет, с ней все в порядке. — Помолчав, отец добавил: — Просто карьеру ее можно считать конченой. Студия не продлила с ней контракт.

— Почему? Не понимаю, — расстроился Сэнди. — Ей же все карты в руки…

— Не спорю, — согласился Рейвен-старший. — Ей только одного недостает. Таланта.

— И ты ничем не можешь ей помочь?

— Послушай, я уже много раз ради нее лез на рожон. Ты должен одно понять: Голливуд — не богадельня. Но если тебе от этого станет легче, я готов попробовать найти ей какую-нибудь работу на студии.

— Спасибо, пап. Спасибо, — прошептал Сэнди.

— Не за что, — пробурчал Сидни и осторожно заметил: — Сэнди, далась тебе эта Рошель, а? Ты же бывал в Голливуде, сам видел, как там такие красавицы гамбургеры развозят. Я еще мог это понять, когда ты был сопливым мальчишкой, но теперь-то ты уже взрослый парень и по-своему симпатичный. Да с тобой любая охотно пойдет! Что ты к этой Рошель привязался?

Сэнди помотал головой:

— Сам не знаю, пап.

Отец немного помолчал, после чего деликатно спросил:

— Может, все дело в том, что она тобой всю жизнь пренебрегала?

— Да, наверное, ты прав.

Прошла неделя. Сидни Рейвен снова позвонил сыну.

— Докладываю, сынок, — сообщил он. — Я сдвинул небо и землю, употребил все свое влияние, всех поставил на уши, раздал кучу обещаний, которых не следовало бы давать — и в результате предмет твоих вожделений остается в кино. С понедельника она будет работать редактором в сценарном отделе.

— О, — только и смог вымолвить Сэнди. — Пап, ты чудо! И как к этому отнеслась Рошель?

— Ну, как тебе сказать. Как к чему-то само собой разумеющемуся. Надо сказать, нахальства этой девице не занимать. Мы с ней еще выходили с собеседования, а она уже заявила, что через год будет руководить всем отделом.

— Ого! — восхитился Сэнди. — Здорово. А обо мне она ничего не говорила?

— Говорила, конечно, — солгал Рейвен-старший. — Передала тебе… пламенный привет.

Аня не очень четко объяснила, как к ней доехать, и Адаму пришлось немного поплутать. Ее дом находился за Уотертаун-сквер. Когда в конце концов Адам отыскал нужный адрес, то впервые согласился с оценкой профессора Авилова: это действительно была «дыра», если считать критерием облупившуюся краску на дощатом крыльце.

Ему вдруг пришло в голову, что коварный русский давно задумал оставить жену и намеренно не добивался переезда в более пристойное жилище, чтобы не жалко было оставить его Ане.

Дмитрий весьма ловко обзавелся новым жильем, причем задолго до ухода от жены. И теперь благополучно здравствовал в комфортабельной квартире в парке Ривер-Чарльз вдвоем с матерью своего будущего ребенка.

Адам поднялся на крыльцо и позвонил. Аня нажала кнопку домофона, и он очутился в холодном и тесном парадном.

Когда Аня открыла дверь, Адам опешил — она была в куртке.

— Ты куда-то собралась? Ведь поздно уже!

— Вовсе нет, — ответила она. — Я весь вечер дома. Сам сейчас почувствуешь, тут холоднее, чем на улице. Так что пальто лучше не снимай.

Квартира оказалась более чем скромной. Единственным источником тепла служил электрический рефлектор. И сама Аня. Роль мебели выполняло какое-то старье. Единственным новым предметом интерьера оказалась книжная полка из металла — подозрительно пустая.

— Что, все книги принадлежали ему? — удивился Адам.

— Да, — привычным тоном вздохнула она. — Мы же ехали в Лондон на конгресс генетиков. Дмитрий решил, что, если взять с собой слишком много книг по гинекологии, власти могут что-то заподозрить и не выпустить нас.

Адам опустился в кресло под аккомпанемент скрипа старых пружин. При этом звуке, напоминающем расстроенное банджо, оба рассмеялись.

— Ну что ж, — заметил Адам, — должен признать, твое жилище имеет даже более жалкий вид, чем ты описывала. Тебя это не вгоняет в депрессию?

— Ну, оно не намного хуже, чем советские общежития студентов-медиков. Но чему я обязана столь неожиданным визитом?

— Просто захотелось посмотреть тебе в глаза. Только так я могу определить, действительно ли ты счастлива.