Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

— А почему и то и другое сразу?

— Да мы все русские такие. Я была счастлива, что уеду наконец из этого кошмара. Одновременно было жаль расставаться с родителями. А еще меня страшно веселили физиономии моих учителей, когда они знакомились с именитыми заключенными — в десятки раз более квалифицированными, чем они сами.

Она вдруг заговорила тише.

— Папе разрешили проводить меня в аэропорт, — сказала она, глотая слезы. — Он тоже радовался и грустил. Никогда не забуду его прощальных слов. Он обнял меня и шепотом произнес: «Аннушка, делай что хочешь — только никогда сюда не возвращайся».

Теперь она, уже не скрываясь, вытирала слезы, бегущие по щекам. И не потому, что была русская душой, смех и горе пополам. Она плакала от гнетущих воспоминаний. Адаму захотелось обнять ее и утешить.

В конце концов он так и поступил.

Губы у Ани оказались такими теплыми, а руки — нежными. Она могла так много отдать — ничего не оставляя себе. Такой страсти Адам еще никогда не испытывал. Это было все равно: что в первый раз в жизни увидеть радугу. О существовании этих цветов он знал, но самому их видеть еще не доводилось.

До сих пор Аня для него оставалась воплощением абстрактной красоты. Теперь она стала реальной, и он впервые почувствовал, как расширяется и его собственный эмоциональный диапазон. Со стороны могло казаться, что она нуждается в нем. Но теперь он понял, что и сам нуждается в ней. Не просто нуждается — не может без нее жить. И это понимание было и радостным, и пугающим одновременно.

Впервые в жизни между Реймондом и дочерью произошла ссора. Причиной ее стал Джерри Прахт.

Отец был не склонен позволять ей видеться с этим «неуравновешенным недоучкой», даже при самых невинных обстоятельствах.

— Я просто не понимаю, что тебя могло заинтересовать в этом типе, — заявил он.

— Он веселый, — с вызовом возразила дочь. — Независимый. И вообще, я вчера говорила с мамой, она считает, что было бы здорово научиться играть в теннис. Она говорит, этот вид спорта даст возможность общаться с разными людьми. А кроме того, я впервые встречаю человека с более высоким коэффициентом интеллектуального развития, чем у меня.

Рей выпучил глаза.

— С чего ты это взяла?

— Ну… — смутилась Изабель, — я у Карла спросила.

Тут в домофон позвонили, и Рей посмотрел на часы.

Ровно десять. Хоть пунктуальный, и то хорошо. Было слышно, как парнишка вприпрыжку поднимается по лестнице. В следующую минуту несостоявшийся гений уже стоял перед ними в черном тренировочном костюме и с парой видавших виды теннисных туфель в руке.

— Думаю, это подойдет, — весело объявил он. — А главное — они золотые. Мой брат их носил, когда я готовил его к детскому первенству Побережья. Короче, примерь. Если велики, можешь надеть лишние носки.

Судя по всему, Джерри пересмотрел свое поведение в отношении Реймонда и решил проявить больше дипломатии.

— Мистер да Коста, как вы оцениваете студентов Беркли? — вежливо поинтересовался он, пока Изабель примеряла обувь.

— Мне все больше попадаются слабенькие, так что трудно судить, — ответил Рей.

— В таком случае, сэр, утешайтесь тем, что избавлены от самого тяжкого — занятий с моей персоной, — заявил Джерри и повернулся к своей ученице. — Айза, надо поторопиться. Я арендовал корт всего на полтора часа.

— Так долго? — неодобрительно вскинулся Рей. — Она совершенно вымотается. И у нее еще масса работы на сегодня.

— Я вас умоляю! — воскликнул Джерри. — Когда дело касается тенниса, можете считать, что ваша дочь в руках профессионала. Если выдохнется, сделаем перерыв. Может, прокатимся куда-нибудь.

— Прокатитесь? — опешил Реймонд. — То есть за рулем будешь ты?

— Не волнуйтесь, мистер да Коста. Вождение — один из немногих предметов, по которому у меня в старшей школе были превосходные результаты. Я знаю, как вы любите свою дочь… и как мой отец любит свою машину.

Реймонд рассердился на себя, что раньше не поинтересовался, на чем они поедут, был бы повод сразу отказаться от этих тренировок. Но сейчас ничего другого не оставалось, как сдаться и уповать на милость божию.

— Так. Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы вернуться не позднее двенадцати. У нас с Изабель весь день расписан.

— Ужас какой! Это так важно? — прокомментировал молодой человек и повернулся к Изабель: — Я думал, мы с тобой потом пообедаем в клубе. У меня там скидка хорошая, а гамбургеры у них — просто фантастика.

— Мне очень жаль, — перебил Реймонд. — Придется вам есть фантастические гамбургеры как-нибудь в другой раз.

Снова зазвонил домофон, возвещая о приходе к Реймонду первого ученика.

Джерри воспользовался моментом, сделал знак Изабель, и они быстренько двинулись к выходу. В дверях он напоследок еще раз успокоил не в меру заботливого отца:

— Не беспокойтесь, мистер да Коста. Доставлю домой в целости и сохранности.

Игроком Изабель оказалась довольно слабым.

Пропуская удар за ударом, она все больше смущалась. Не помогало и то, что ее тренером был Джерри. Не прошло и получаса, как она совершенно выдохлась.

— Айза, сегодня лучше закруглиться пораньше. Не забывай, ты впервые взялась за ракетку. Да и физически ты не в лучшей форме.

— Ничего не понимаю, — отдувалась она. — Я же бегаю каждое утро.

— Не бери в голову. Может, бегаешь, да не в том темпе. И пары месяцев не пройдет, как станешь из меня отбивную делать. Особенно если усвоишь мою реактивную подачу.

Без пяти двенадцать он сказал:

— Послушай, чемпионка, может, выпьем холодненького напоследок?

Изабель устало улыбнулась.

— Я уж думала, не предложишь.

… — Я понимаю, тебе нравится шокировать окружающих, изображая из себя идиота, — заметила она, когда они устроились за столиком на террасе. — Но все-таки, чем ты намерен заниматься, когда вырастешь?

— В том-то все и дело, Айза. Я уже вырос. Мой тренер, Пако Родригес, считает, что если я не буду валять дурака, то через пару месяцев меня можно будет выставлять на турнир профессионалов. Не думаю, что ты читаешь теннисные журналы, но прошлым летом в «Калифорния-теннис» был материал о моей победе на национальном юношеском турнире. Я пока еще не совсем готов играть наравне со взрослыми, но покрутиться с ними рядом, думаю, будет полезно. Там многому можно научиться.

— А как же твоя астрономия? — спросила Изабель. — Не хочешь ею снова заняться?

— А я ее и не бросал. Что я не учусь ни в каком заведении, еще не означает, что я не читаю от корки до корки все астрономические журналы или не хожу в планетарий. Иногда ночь напролет сижу за телескопом, созерцая фейерверки Вселенной.

— Со своим приятелем Дариусом? — спросила она, желая показать, что не забыла их предыдущий разговор.