Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

— Изабель, я нюхом чую, что отныне ты будешь пользоваться куда меньшей благосклонностью в Беркли. Я как раз занимаюсь набором новой команды и думаю, тебе следовало бы подумать о Бостоне. Я мог бы устроить тебе грант. Обещаю, там для тебя найдется и достойный научный руководитель, а если нет — я готов взять этот труд на себя. Со мной худо-бедно до недавнего времени в науке тоже считались.

Реймонд сидел с задумчивым видом. На лице дочери он прочел протест, и ее слова: «Мы подумаем, доктор Прахт», — означали для него решительный отказ.

Интуиция его не обманула. Они вышли на яркое летнее солнце. Изабель хранила молчание. Что-то подсказало Реймонду, что именно Джерри Прахт привязывает дочь к Беркли, хотя сам он не так часто здесь появляется.

— Мне думается, Изабель, Прахт во многом прав, — сказал отец. А про себя подумал: «Массачусетский — настоящий Олимп науки. К тому же выходит, мне удалось переиграть этого типа. Можем теперь не сплавлять его сынка в Кембридж, а сами отсюда уехать».

Вслух он заметил:

— Я бы так решил: если Прахт предложит приличную стипендию, надо будет соглашаться и переезжать.

28 июня

Новая тетрадь. И в совершенно новой среде: я только что создала файл в моем персональном компьютере. Отныне летопись моей личной жизни будет легче держать в тайне от посторонних, поскольку я закодировала доступ и войти в этот файл сможет только тот, кто наберет пароль. Пароль не слишком, впрочем, оригинальный, — я выбрала слово «Сезам».

Мне не терпелось поговорить с Джерри о предложении Карла, тем более что отец невероятно на меня давил. Поначалу Джерри меня разочаровал, посоветовав «поступать так, как будет лучше для меня». Наверное, в душе мне хотелось, чтобы он впал в отчаяние и умолял меня остаться.

Но это его типичное великодушие. Всегда можно быть уверенной, что он желает мне только добра и ни за что не станет предъявлять каких-то эгоистичных требований. Хотя в глубине души мне иногда даже этого хочется.

— Взгляни на вещи с другой стороны, Айза, — рассуждал он. — Отныне Беркли для меня — не более чем почтовый адрес. Так что в наших не вполне удовлетворительных отношениях появится только одно новшество — суммы телефонных счетов. Я прав? И откровенно говоря, в твоем переезде на Восток мне видится много преимуществ. Во-первых — уверен, ты об этом даже не подумала, — в Массачусетском технологическом настоящее собрание юных дарований — лучше даже назвать это «игровой комнатой». Ты, понятное дело, уже с дипломом, но среди студентов выпускного курса там будет много ребят твоего возраста, так что и жизнь, помимо науки, может у тебя кардинально перемениться.

Мне хотелось ему крикнуть: «Джерри, мне это неважно! Для меня важен только ты!»

После разговора я еще раз перебрала в уме все, что он мне сказал, и решила, что если он и вправду будет так много разъезжать, то почему бы не делать докторскую в заведении, которое отец называет «вершиной научной мысли»?

11 сентября

Джерри, как всегда, прав. Переезд в Бостон оказался совсем неплохой идеей, даже лучше, чем мы с отцом предполагали. Во-первых, поскольку теперь я уже взрослая (метр семьдесят в ботинках), никто в студгородке не шушукается у меня за спиной и не тычет в меня пальцем. Многие первокурсники — мои ровесники, а один или двое — даже моложе.

Тут есть один математический гений пятнадцати лет из Бронкской спецшколы — и у него, вот счастливчик, полно сверстников для общения. А самое удивительное — это то, что он живет в общаге с другими студентами.

Кроме того, я здесь инкогнито. Это все благодаря Карлу, он договорился с пресс-службой института, чтобы не поднимали шумиху по поводу моего перевода.

В звездном сообществе Кембриджа, штат Массачусетс, не много найдется студентов, готовых платить по тридцать долларов за час занятий с отцом Изабель да Коста. Но, к счастью, устраивая мой перевод, Карл среди прочих выдвинул условие, что дважды в неделю я буду вести лабораторные занятия по физике с ребятами из подшефной школы. Это никак не помешает моей работе над диссертацией, Вот сама диссертация действительно потребует напряжения сил. Магистерский диплом и то был не из легких. А теперь надо предложить что-то еще более интересное — надеюсь, это будет менее спорный материал, если, конечно, в науке одно не обязательно предполагает другое. Невероятно, но в журналах до сих пор появляются нападки на меня за ту статью.

Папа говорит, что теперь, я знаю, что чувствовал Галилей, Это, конечно, шутка, но лишь отчасти.

В каком-то смысле Изабель да Коста жила двойной жизнью. С одной стороны, ее разоблачение теории «пятой силы» принесло ей мировое признание. Научный мир разделился на «за» и «против», и ее считали кто — выдающимся физиком, кто — слишком юным дарованием.

Однако для обитателей городка Массачусетского технологического института она была всего лишь одной из когорты выпускников, в поте лица трудившихся над докторской.

Как самую высокую похвалу Изабель восприняла появившуюся вскоре после ее публикации статью Карла Прахта в «Физическом обозрении», где он сообщал, что произведенные им повторные эксперименты подтвердили правоту выводов Изабель.

Время от времени кто-то из студентов приглашал ее поужинать в компании или сходить в кино, но Изабель была вынуждена ограничить свою личную жизнь факультетской комнатой отдыха, где стояло подобие кофеварки. Ее жизнь по-прежнему делилась между контролем за экспериментом — и контролем со стороны отца.

В Бостоне она познакомилась с целой плеядой молодых умов. Если они и не превосходили могучие интеллекты Беркли, то вносили мощную свежую струю, тем более что здесь числилось в штате не менее пятидесяти профессоров физики.

Весь факультет рвался в ее научные руководители. Все понимали, что, стоит Изабель начать разрабатывать какую-то тему, она обязательно откопает золотую жилу.

Как всегда, ей легко давались спецсеминары, отчего преподаватели вынуждены были все время быть начеку. Но им, судя по всему, это доставляло не меньшее удовольствие, чем ей. По правде говоря, Изабель еще никогда не была так счастлива.

Во всяком случае — в интеллектуальном смысле.

Уже в должности ассистента преподавателя она получила свой стол за перегородкой, благодаря которой он торжественно именовался «кабинетом». Какие-то основания для этого имелись, поскольку у нее теперь был свой телефон и компьютер, подключенный к институтской сети.

Полную противоположность устоявшемуся распорядку жизни Изабель являл суматошный график Джерри, бросавший его между городами, часовыми поясами и мотелями. Но он ни разу не пропустил звонка ей по телефону, причем всегда звонил в такое время, когда она могла свободно говорить.