Марк Леви - Уйти, чтобы вернуться

— Когда я демобилизовался, Фебрес хотел заручиться моим молчанием. Он отвез меня в закрытый сиротский дом. По большей части в нем содержали младенцев нескольких недель от роду. Он приказал мне выбрать ребенка, объяснив, что это для меня лучший способ вернуться к действительности. Он сказал, что я тоже приложил руку к спасению этой невинной души, управляя самолетом, из которого сбросили в море родителей ребенка.

— Так и было?

— Я не мог этого знать, как, впрочем, и он, ведь не я один, как вы можете догадаться, совершал такие вылеты. Но такая возможность не исключалась. Я как раз женился. Мария Лус была постарше других малышей, и я решил, что лучше нам взять двухлетнего ребенка, с ним проще.

— Это же был украденный ребенок! — не выдержала Мариса. — Ваша жена согласилась участвовать в этой гнусности?

— Моя жена ничего не знала. До самой смерти она верила в то, что я ей тогда рассказал: что родители Марии Лус были военными, что их убили монтонерос и наш долг помочь малышке. Фебрес снабдил нас свидетельством о рождении, в котором мы значились как ее родители. Я объяснил жене, что Марии Лус проще будет жить полной жизнью, не зная о драме, невинной жертвой которой она оказалась. Мы любили ее так крепко, будто сами произвели на свет. Марии Лус было двенадцать лет, когда скончалась моя жена, и она оплакивала ее как родную мать. Я один ее вырастил, работал как одержимый, чтобы оплатить ей учебу на филологическом факультете университета. Я давал ей все, чего ей хотелось.

— Не могу больше это слышать! — сказала Мариса и вскочила.

Эндрю строго взглянул на нее, и она опять села на стул, но теперь верхом, спиной к Ортису.

— Мария Лус до сих пор живет в Думесниле? — спросил Эндрю.

— Нет, давно уехала. Матери площади Мая нашли ее, когда ей было двадцать. Выходные она проводила в Буэнос-Айресе, ее увлекала политика. Она не пропускала ни одной демонстрации, воевала за так называемый социальный прогресс. Синдикалисты, любители «травки», с которыми она познакомилась в университете, совсем задурили ей голову.

Все образование, которое мы ей дали, пошло коту под хвост.

— Зато она была верна идеалам своих настоящих родителей, — вмешалась Мариса. — В ее венах не ваша кровь, а яблоко от яблони недалеко падает.

— По-вашему, левачество передается по наследству? А что, очень может быть. Как и другие пороки, — усмехнулся Ортис.

— Не знаю, как насчет левачества, которое вы так презираете, но гуманизм — наверняка.

— Если она встрянет еще раз, я не скажу вам больше ни слова, — пригрозил Ортис Эндрю.

В этот раз Мариса выскочила из бокса, издевательски отдав майору Ортису честь.

— Матери площади Мая заметили Марию Лус на одной из демонстраций. Прошло несколько месяцев, прежде чем они к ней обратились. Узнав правду, моя дочь решила сменить фамилию. В тот же день она ушла из дому, ничего не сказав и даже не оглянувшись.

— Вы знаете, где она?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Вы не пытались ее отыскать?

— Не пытался? Теперь уже я не пропускал в Буэнос-Айресе ни одной демонстрации, переходил из колонны в колонну в надежде ее увидеть. И однажды увидел, подошел, попросил уделить мне минутку, чтобы поговорить. Она отказалась. В ее взгляде была одна ненависть. Я даже боялся, что она меня выдаст, но этого не произошло. Она получила диплом и уехала из страны, с тех пор я ничего о ней не знаю. Теперь пишите свою статью, сеньор Стилмен, я надеюсь, что вы сдержите слово. Я прошу об этом не ради себя, а ради другой моей дочери. Она знает одно: что ее сестра была приемышем, Эндрю убрал ручку и блокнот, встал и ушел не попрощавшись.

Мариса стерегла его за занавеской и, судя по выражению лица, пребывала в отвратительном настроении.

— Только не говори, что этот мерзавец останется безнаказанным! — крикнула Мариса по пути к машине.

— У меня одно слово.

— Ты не лучше его!

Эндрю посмотрел на нее, пряча улыбку. Запустив мотор, он отъехал от больницы.

— Ты такая сексуальная, когда злишься, — сказал он, кладя руку ей на колено.

— Не трогай меня! — Она сбросила его руку.

— Я пообещал не называть его имя в статье, вот и все.

— И что дальше?

— Ничто не помешает мне проиллюстрировать статью фотографией. Если кто-нибудь узнает в Ортеге Ортиса, я буду ни при чем. Расскажи, как найти фотографа, которому ты отдала пленку. Будем надеяться, что она не засвечена, мне бы очень не хотелось возвращаться сюда еще и завтра.

Глядя на Эндрю, Мариса взяла его руку и положила себе на бедро.

Утро в Буэнос-Айресе выдалось приятное, высоко в небе сверкали ослепительной белизной перистые облака. Эндрю воспользовался последним днем в этом городе, чтобы хотя бы бегло его осмотреть. Мариса повезла его на кладбище Реколета с удивительными мавзолеями: гробы были не зарыты в землю, а выставлены на полках, у всех на виду.

— Здесь так принято, — объяснила Мариса. — Люди тратят целые состояния то, чтобы соорудить свое последнее пристанище. Крыша, четыре стены, кованые ворота, пропускающие свет… Рано или поздно здесь навечно собирается вся семья. Я тоже предпочла бы любоваться после смерти восходом солнца, а не гнить в яме. К тому же, по-моему, так более приятно: ты словно приходишь в гости к усопшим.

— Да, в этом есть смысл, — произнес Эндрю, внезапно погрузившись в мрачные мысли, от которых в Аргентине успел отвыкнуть.

— У нас еще есть время, мы молоды.

— Есть — у тебя, — пробормотал он. — Давай уйдем. Найди мне местечко поживее.

— Тогда поедем в мой квартал. Там полно жизни, красок, на каждом углу звучит музыка, я бы больше нигде не согласилась жить.

— Наконец-то у нас нашлось что-то общее!

Она пригласила его поужинать в ресторанчик в Палермо. Хозяин ее, видимо, знал и пропустил их первыми, в обход длинной очереди.

Вечер продолжился в джаз-клубе. Мариса самозабвенно танцевала. Но сколько она ни старалась стянуть с табурета Эндрю, тот так и остался сидеть, упершись локтями в стойку и любуясь ею.

В час ночи они решили прогуляться по оживленным, несмотря на позднее время, улочкам.

— Когда ты опубликуешь свою статью?

— Через несколько недель.

— Альберто обязательно узнает в Ортеге Ортиса и подаст на него в суд. Он давно об этом мечтает.

— Потребуются какие-то другие доказательства.

— Не волнуйся, Луиза и ее соратницы сделают все необходимое. За свои преступления Ортис предстанет перед судом.

— Твоя тетка — необыкновенная женщина.

— Насчет нее и Альберто ты был прав. Раз в неделю они встречаются на скамейке на площади Мая и по часу сидят рядом, часто почти не разговаривая, а потом расходятся.

— Зачем?

— Они нужны друг другу, хотят оставаться родителями сына, чью память чтят. Они бы встречались на его могиле, но могилы нет.