Раймонд Карвер - О чем мы говорим, когда говорим о любви (сборник рассказов)

Его звали Росс, и у него было шестеро детей. Хромой, потому что первая жена в него стреляла.

Не знаю, о чем мы только думали в те дни.

Вторая жена этого типа пришла и ушла, но стреляла в него первая, потому что не платил алименты. Теперь-то я желаю ему только хорошего. Россу. Вот же имечко! Но тогда все было иначе. В те дни я угрожал оружием. Говорил жене:

- Думаю купить смит-и-вессон. - Да так и не купил.

Росс был коротышкой. Но не слишком маленький. Носил усы и всегда был в пуловере на пуговицах.

Жена его как-то посадила. Уже вторая. Я узнал от своей дочери, что моя жена внесла за него залог. Моей дочери Мелоди это нравилось не больше, чем мне. Этот залог, то есть. Не скажу, что Мелоди была на моей стороне. Она не принимала ни чью сторону, ни мою, ни матернину. Просто речь шла о серьезных деньгах, и если что-то досталось Россу, Мелоди досталось бы на столько же меньше. Так что Росс был у Мелоди на плохом счету. К тому же, ей не нравились его ребятишки и то, что их у него так много. Но в общем-то, говорила Мелоди, Росс был ничего.

Он ей один раз даже гадал.

Этот Росс все время что-нибудь чинил теперь, когда остался без работы. Но я как-то снаружи видел его дом. Полный бардак. Кругом хлам. Во дворе стояло два разобранных "плимута".

Когда у них все только начиналось, моя жена заявила, что он собирает старинные машины. Это ее слова - "старинные машины". А на самом деле две трахомы.

Я ему дал кличку "Мистер На-все-руки". Однако у нас было что-то общее - у меня с Россом. И не только одна женщина. Например, он не мог починить телевизор, когда тот сходил с ума, и у нас не было картинки. Я тоже не мог. Звук идет, а картинки нет. Если надо было узнать новости, мы садились вокруг пустого экрана и слушали.

Росс и Мирна познакомились, когда Мирна пыталась бросить пить. Она ходила на собрания где-то раза три-четыре в неделю Я сам то ходил, то не ходил. Но когда Мирна повстречалась с Россом, я не ходил и пил уже пятый день. Мирна ездила на собрания, а после заезжала домой к Мистеру На-все-руки: готовила ему и убирала.

От деток его в этом смысле толку не было. Никто палец о палец не ударял в доме у Мистера На-все-руки, кроме моей жены, когда она там бывала.

Все это творилось не очень давно, года три назад. Это было что-то в те дни.

Я оставил мать целоваться со своим мужчиной на диване и поехала покататься.

Когда я вернулся домой, Мирна сделала мне кофе.

Она пошла на кухню его делать, я дождался, пока польется вода. Потом полез под подушку за бутылкой.

Может быть, Мирна его и любила. Но и у него кое-что на стороне было двадцатидвухлетняя штучка по имени Биверли. Мистер На-все-руки неплохо устроился для коротышки с пуловере на пуговицах.

Ему было где-то около 35-ти, когда он пошел под откос. Потерял работу, взялся за бутылку. Я его высмеивал, бывало, при удобном случае. Но теперь больше не высмеиваю.

Бог тебя спаси и сохрани, Мистер На-все-руки.

Он говорил Мелоди, что работал над лунными запусками. Сказал, что с астронавтами дружит. Обещал познакомить с астронавтами, когда те приедут в город.

Современное у них предприятие - то, где Мистер На-все-руки работал раньше. Я видел. Столовые самообслуживания, буфеты для руководства и все такое. Мистер Неси-кофе в каждом кабинете.

Мистер Неси-кофе и Мистер На-все-руки.

Мирна говорит, что он интересовался астрологией, аурами, И-Цзином такими делами. Не сомневаюсь: он был вполне умен и интересен, этот Росс, как и большинство наших бывших друзей. Я сказал Мирне, что точно знаю иначе он бы ей не был дорог.

Мой отец умер пьяный во сне, восемь лет назад. Это случилось в пятницу. В полдень, и ему было 54. Вернулся домой с работы, с лесопилки, достал из морозильника колбасы себе на завтрак и открыл кварту "Четырех Роз".

Мать сидела за тем же столом в кухне. Пыталась написать письмо своей сестре в Литтл-Рок. В конце концов, отец встал и пошел в спальню. Мать рассказывала, что он никогда не говорил "спокойной ночи". Да и утро, как-никак, было.

- Киса, - сказал я Мирне вечером, когда она вернулась домой. - Давай немного пообнимаемся, а потом ты соорудишь нам симпатичный ужин.

Мирна сказала:

- Мой руки.

Утром она мне наливает виски на живот и слизывает. А после обеда пытается выброситься из окна.

Я ей:

— Холли, сколько можно? Хватит уже.

Сидим на диване в одном из верхних «люксов». Свободных номеров сколько угодно — выбирай любой. Но нам был нужен «люкс», чтоб можно было ходить и разговаривать. Поэтому закрыли мы контору мотеля в это утро и пошли наверх, в «люкс».

Она мне:

– Дуэйн, это меня убивает.

Пьем «Тигер'с» с водой и льдом. С утра до после обеда мы немного поспали. Потом она вылезла из постели и пригрозила, что кинется из окна в исподнем. Пришлось ее держать. Мы всего‑то на втором этаже. Но все‑таки.

— С меня хватит, — говорит. — Я больше не выдержу.

Прижимает щеку рукой, закрывает глаза. Мотает головой взад–вперед и мычит сквозь зубы.

Легче сдохнуть, чем смотреть на нее такую.

— Чего не выдержишь? — спрашиваю, хотя и сам знаю, конечно.

— Не буду я тебе снова разжевывать, — говорит. — Я себя потеряла. Я гордость потеряла. Я ведь гордая была.

Она красивая, чуть–чуть за тридцать. Высокая и черноволосая, и зеленоглазая — единственная баба с зелеными глазами, которую я знаю. В прежние денечки я говорил ей всякое про ее зеленые глаза, а она отвечала, что раз у нее зеленые глаза, она знает, что жизнь у нее будет особая.

Как будто я не знал!

Так мне жутко от всех этих дел.

Слышно, как внизу в конторе трезвонит телефон. Весь день надрывается. Даже когда дремал, я его слышал. Открываю глаза и гляжу в потолок, и слушаю, как он звонит, и дивлюсь, что же это с нами творится.

Хотя, может, мне лучше глаза в пол упереть.

— Душа вся вымотана, — говорит она. — Как камень стала душа. Никуда я не гожусь. Вот что хуже всего — никуда я не гожусь.

— Холли, — говорю.

Поначалу, как мы сюда переехали, стали работать управляющими, думали — выкарабкаемся. Жилье бесплатно, плюс коммунальные услуги, плюс три сотни в месяц. Такое на дороге не валяется.

Холли вела документы. С цифрами у нее хорошо, и большинство клиентов селила она. Она людей любит, и они ее тоже любят. Я убирал территорию, стриг траву, подрезал кусты, бассейн чистил, ремонтировал по мелочи.

Первый год все было нормально. По ночам я еще в одном месте подрабатывал. Поднимались на ноги. Строили планы. А потом как‑то утром, я не знаю… Я как раз клал плитку в ванной в одном номере, тут заходит эта горничная, мексиканочка, убираться. Холли сама же ее и наняла. Я, в общем‑то, девчоночку и не замечал до того, хотя словом перебрасывались, когда виделись. Она меня, помню, «мистер» называла.