Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

Однако ранним утром мы пойдём пешком к Марино, купим тёплые бриоши, отведём своих гостей на середину моста и посмотрим, как серебристый серовато-зелёный свет играет на волнах реки Арно. После обеда мы в основном просиживаем в кафе на площади Санто-Спирито. Косые лучи солнца сквозь деревья освещают величественный скульптурный фасад Брунеллески и играющих возле него в мяч мальчиков. По-моему, это непременно должно отразиться на твоём душевном облике, если ты рос, отбивая мяч от стены на Санто-Спирито. Вполне возможно, что многим из тех, кто приедет во Флоренцию летом, посчастливится уловить такие редчайшие моменты, когда город раскрывается перед тобой, являя свою суть.

Сегодня вымощенные камнем улицы сияют в тумане. Мы идём к часовне Бранкаччи. Очереди — никакой; в сущности, там всего полдесятка молодых священников в длинных чёрных одеяниях, они следуют за пожилым священником, а он им всё показывает и читает лекцию о фресках Мазаччо. Я не видела Адама и Еву, покидающих Эдем, с тех пор как с их гениталий были удалены листья, пририсованные по указанию папы в приступе скромности. Отреставрированные фрески, очищенные от многовековой копоти свечного дыма, поразительны: лица отчётливы, одежды бледно-розовых и шафрановых оттенков. В каждом лице, рассмотренном по отдельности, виден характер. «Я хотела бы понять, что сделало каждого тем, кем он стал» — так Гертруда Штайн объяснила своё желание написать о жизни многих людей. У Мазаччо было сильное чутьё на характер, у него был острый глаз, и он умел разместить человека в пространстве. Вот на его картине неофит вошёл по колено в ручей, чтобы получить крещение. Сквозь прозрачную воду видны его колени и ступни. Святой Пётр разбрызгивает воду из миски, обливая голову и спину неофита. Весь символизм раннего искусства отринут ради изображения капель холодной воды на теле мальчика. Ещё одно удовольствие я получаю, видя, какое внимание уделял Мазаччо (и Мазолино, и Липпи, чья рука очевидна) архитектуре, свету и тени. Вот Флоренция, какой он её видел или идеализировал, и свет исходит конкретно от солнца — а не неизвестно откуда, как было у его предшественников, — он освещает подборку конкретных человеческих типов, которые наверняка ходили по улицам этого города.

Мы торопимся на поезд в шесть девятнадцать и опаздываем. Пока ждём следующего, я вспоминаю о чёрной сумке, которую так и не приобрела, и Эд решает, что она может оказаться хорошим подарком к Рождеству, хотя мы договорились покупать только то, что требуется для дома. Вместе с Джессом они бегут назад в магазин — он находится в середине города, если считать от железнодорожного вокзала. Эшли и я сильно волнуемся, когда до отхода поезда остается пять минут, но вот они тут, улыбаются, пыхтят и размахивают сумкой для покупок.

В сочельник мы едем в Умбрию за вином. Эд хочет, чтобы к рождественскому обеду было подано одно из его любимых красных вин — «Сагрантино», а оно продаётся только в том месте, где производится. Мне осталось только испечь кулич. Я позвонила Донателле, своей итальянской подруге, чудесному повару, и спросила, не можем ли мы испечь один вместе, полагая, что домашний в любом случае будет лучше покупного.

— Чтобы этот кекс поднялся, ему надо двадцать часов, — объясняет она. — Тесто должно подняться четыре раза.

И тут я вспомнила, сколько раз губила дрожжи, приготавливая простой хлеб. Подруга рассказывает мне, что, когда её мать была ребёнком, кулич считался обычным хлебом с добавлением орехов и сухофруктов. Снова кухня бедняков.

— Ты его лучше купи.

Она назвала мне несколько марок, я выбрала одну производства семьи Франческо. В лавке, когда я собиралась брать второй, женщина, покупавшая рядом со мной, сказала, что самые лучшие делаются в Перудже. На клочке бумаги она записала мне название магазина — Чеккарани. И вот мы едем в Перуджу.

В витрине Чеккарани представлен полный набор яслей, выпеченных из глазированного теста. Тесто, должно быть, хороший материал: у фигурок выразительные лица, овечки как будто покрыты шерстью, листья пальм изображены во всех подробностях.

Сцена рождения окружена грибами из марципана и куличами с вмятиной в боку. Внутри каждой вмятины — что бы вы думали? — миниатюрные ясли. Невероятно!

Магазин набит женщинами. Я проталкиваюсь в конец очереди и выбираю кулич высотой со шляпу-цилиндр.

Продвигаясь дальше по территории Умбрии, мы приезжаем в город Спелло, расположенный на крутых террасах, и проходим его насквозь. Спустившись из Спелло, мы видим, что над холмами уже встает луна.

Делая повороты, мы её теряем, потом она опять появляется, — я никогда не видела более крупной, более белой луны. Всю дорогу до Монтефалько, родины «Сагрантино», мы играем в прятки с луной. Два-три раза снова видим её восход, уже над другим холмом.

Джесс теперь называет Эда Монтефалько за его чёрный кожаный пиджак и пристрастие к скоростной езде. Он придумывает приключения Монтефалько, когда мы несколько раз сворачиваем не туда. В центре города открыта винная лавка, но владелец отсутствует. Мы оглядываемся по сторонам, выглядываем наружу, возвращаемся в лавку — никого. Мы обходим площадь. Лавка по-прежнему открыта, но владельца всё нет. Наконец мы справляемся о нём в баре, и бармен указывает нам на человека, играющего в карты. Мы покупаем четыре бутылки вина и едем домой через всю Умбрию, преследуя по дороге луну.

В сочельник Эшли и я погружаемся в кухонные заботы. Джесс как новичок выполняет отдельные поручения и развлекает нас лирикой в стиле рок. Эд посвящает утро заделыванию щелей в рамах стекловолокном. Потом мчится в город, чтобы купить в лавке свежей пасты crespelle — блинчики — первое блюдо на праздничный вечер. Нежные тонкие блинчики заполнены трюфелями в сметане. После блинчиков мы будем есть тёплый салат из белых грибов, жареные красные перцы и полевой салат-латук, жареные на гриле телячьи котлеты, местные артишоки под соусом бешамель и жареный фундук. На десерт будет семейный кекс, рецепт которого я знаю наизусть, и castagnaccio — классический тосканский кекс из каштановой муки. Моя соседка не советует даже браться за него. Её бабушка делала этот кекс, когда они были очень бедными.

— Для него потребуются всего-то каштановая мука, оливковое масло и вода. — Она пренебрежительно морщит нос. — Моя бабушка говорила, что они всегда готовили эти кексы. Добавляли в него для аромата розмарин и немного кедровых орешков, семена фенхеля и изюм, если он у них был.

Я никогда не имела дела с каштановой мукой, считала, что это нечто экзотичное, пока не узнала, что она — главный компонент кухни бедняков. Этот кекс, несомненно, таинственный. Как говорит моя соседка, к его вкусу надо привыкнуть.