Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание

― А ты откуда все это знаешь? Про Хабара? Про Щербака? ― Тон был подозрительный, но в нем зазвучал неподдельный интерес.

Мы все еще стояли в прежней позиции: я спиной к нему, он почти дышал мне в затылок. Но взимопонимание налаживалось. Еще чуть-чуть, и зашагаем строем.

― Так ведь в одной хате, можно сказать, парились. Странная такая хата: с дыбой, с пыточным колесом.

― И как вы там вместе оказались?

Бульбочка начинал мне верить. Самое время начать врать.

― Меня прямо на улице в машину затащили. Бугаи здоровые в камуфляже. А его кажись с танцулек каких-то прихватили… ― Я сделал вид, что смущаюсь говорить. ― На нем почему-то платье было бальное и парик. Почему ― не знаю.

― Ладно, заткнись, ― бросил Бульбочка, явно предпочитая не развивать эту тему. ― Отвечай, про что спрашивают. Чего Хабар хотел-то от вас?

― От него ― не знаю. А меня дрянью какой-то накололи, и все время про Нинель спрашивали: где вещи какие-то, где тайник, чего она мне дала?

― А она дала? ― заинтересованно спросил Бульбочка.

― Дала, ― честно ответил я. ― Три раза. Всю ночь мучила, сучка.

Полковник грубо ударил меня пистолетным стволом по затылку:

― А ну прекратил паясничать! ― Помолчал и продолжил как бы с самим собой: ― Значит, разведдопрос. У Хабара это дело поставлено. И ты что же, не коланулся?

― Так не в чем было, Андрей Андреич! ― с отчаянием возопил я. ― Ведь действительно ни сном ни духом!

Я даже широко развел руками, показывая, что сам не понимаю, чего они от меня хотели. Оставалось совершить крутой разворот на левой пятке и в этом незамысловатом фуэте одной рукой сделать Бульбочке захват шеи, другой перехватить пистолет. Но не успел.

― Но-но, не шали, ― пробормотал он, судя по скрипу половиц грамотно отступая на шаг назад. ― Руки на голову!

Тихонько вздохнув, я снова сцепил руки на затылке.

И опять за моей спиной повисла пауза. Полковник ГРУ усваивал новые вводные и определял ближайшие тактические задачи. А я молился, чтобы в них не вошла ликвидация на месте ненужного свидетеля. Но у Бульбочки оказались другие планы.

Я услышал, как он делает еще пару скрипучих шагов, но почему-то не к двери, а в сторону.

― Повернись, ― приказал он. ― И медленно на выход.

Я с охотой повиновался. Если бы меня хотели убить на месте, уже давно пустили бы пулю в затылок. Прежде чем двинуться, я кинул быстрый взгляд в сторону полковника. Костюм, галстук и рубашка на нем были те же, что в момент выхода на крыльцо банка «Капитанский». Золотых очков и бородки-эспаньолки не имелось. И не хватало чего-то еще. Я судорожно пытался сообразить, чего именно. Но наглотавшись страха, все еще бурлящего адреналином в груди и коленках, никак не мог сосредоточиться. Да и полковник не оставлял времени на раздумья.

― Пошел, пошел, ― торопил он, слегка поводя стволом своего ТТ в нужную сторону. На ствол был навинчен глушитель.

Привычно перешагнув через тело несчастного стриптизера, я открыл дверь настежь и оказался на лестничной площадке. Но мой конвоир снова прикрыл дверь, оставив лишь узкую полоску света, едва освещавшую путь вниз. При этом Бульбочка ухитрялся не отставать ни на шаг, опять прижав пистолет к моей холке.

― Давай на улицу, ― последовало указание. ― И не вздумай самовольничать. Сейчас сядем в мою машину и поедем за ксивами и стволами. Потом можешь валить на все четыре стороны.

Так я ему и поверил. Но шансов выжить прибавилось. Надо только их не упустить.

А главный шанс, как оказалось, уже притаился совсем рядом, в полутьме лестничной клетки. И упустить его было просто невозможно. События, давно вышедшие из-под моего контроля, совершенно неожиданно начали уплывать из рук теперь уже Бульбочки.

Осторожно щупая дорогу ногами, я успел спуститься на пару ступенек, как вдруг товарищ полковник ни с того ни с сего с размаху налетел на меня сзади всей грудью.

― Полегче, ― пробормотал я. ― Я предлагал нос разбить, а не ноги ломать.

Но товарищ полковник почему-то не отвечал, зато продолжал буквально висеть у меня на плечах, не забывая также упираться в меня стволом, как костылем.

И тут за моей спиной послышался голос, явно не принадлежащий Бульбочке:

― Опусти волыну, сволочь! Или тыкву тебе снесу!

Но волыну Бульбочка не опустил. Вместо этого я

почувствовал, что левая рука полковника крепко обхватывает меня за шею, а правая с новой силой вдавливает ствол пистолета мне в щеку. Из просто пленника я на глазах превращался в заложника.

Самое поразительное, что и этот голос показался мне знакомым. Но я снова никак не мог идентифицировать говорящего.

― Ага, помечтай! ― почти пропел Бульбочка. ― Можешь стрелять, только мы с твоим дружком так в обнимку и откинем боты! Ишь шустрые какие, задумали старичка обхитрить! Да забыли, что пуля ― она такая: пройдет навылет, и у тебя на руках сразу два трупешника!

― Он мне не дружок, а конкурент, ― раздалось сверху довольно презрительным тоном. ― Так что даже лучше: нет человека ― нет конкуренции.

В ответ на это заявление Бульбочка снова взял время на раздумье, а я решил, что пора вмешаться и мне. Потому что наконец узнал голос. И боже мой, вы не поверите, это был голос Малого-Малая!

Зная его, я сильно сомневался, что этот провинциальный Шерлок Холмс вообще решится стрелять, а уж тем более в меня. Но блефовал он уверенно. Несмотря на темноту, я представлял себе картину довольно ясно: Бульбочка упирает пистолет в меня, Малай в него, и все мы находимся в полном цугцванге, чтобы не сказать грубее. Поэтому-то и решил слегка потянуть инициативу на себя.

― Давайте все-таки наружу выйдем, ― предложил я как можно миролюбивее. ― А то в темноте у всех нервы играют, неровен час, наделаем глупостей.

И хотя по смыслу происходящего я в нашем трио был самым ни на что не влияющим участником, все неожиданно со мной согласились. Причем Малай зажег маленький фонарик, так что спустились мы хоть и цугом, но довольно быстро.

Оказавшись на улице, мы слегка рассредоточились. Бульбочка умудрился сразу за дверью сделать шаг в сторону и развернуться, держа меня практически на весу, а вернее, прячась за моей спиной. Но и Малай не сплоховал: тут же занял позицию напротив, уставив пистолет мне в грудь, грозным выражением лица всячески демонстрируя, что готов на крайние меры. Цугцванг продолжался теперь в сумерках, и я, воодушевленный предыдущим опытом руководства, сказал:

― Ребята, плохо дело. Пора кончать этот Голливуд. Дождь-то, смотрите, перестал. Сейчас народ пойдет по улице. Предлагаю китайскую ничью.

― Это как же? ― зло поинтересовался Бульбочка, у которого добыча уходила прямо из рук. Но в его голосе мне почудилась заинтересованность.