Анна Мосьпанов - Круглые кубики

Счет за воду оформили на мистера Шота Руставели. Реваз не мог отказать себе в этом удовольствии.

– Мама будет гордится мной, да! – поднимая мясистый палец, ухмылялся он. – Мы увековечили имя великого сына грузинского народа в анналах английской службы водоснабжения. Лучше так, чем вообще никак.

В дальнейшем, при переезде в следующий дом, были подтянуты Дмитрий Донской, Александр Македонский и в качестве тяжелой артиллерии почему-то Лаврентий Берия.

Схема была сколь гениальна, столь и проста. В течение полугода ежемесячно на имя мистера Руставели и мистера Вещего приходили счета из коммунальных служб. Их, разумеется, никто не оплачивал. Не на что было. Но и выкидывать зачем-то не выкидывали. Мало ли… Первое время тряслись, как кролики, потом, поняв, что живут в государстве, где очень многое основано на доверии, дергаться перестали. Честно вносили только арендную плату. Через полгода ребята приняли решение съехать. У них уже появилась работа чуть получше предыдущей, но денег все равно не хватало.

Съезжая, мистер Вещий Олег позвонил по знакомому телефону и, извинившись за неуплату («Долго не мог работу найти… Иностранец. Без опыта… Ну вы сами понимаете…»), попросил переслать все скопившиеся счета по новому адресу. В город Х. И дал адрес некоего студенческого общежития. В общежитии этом, как было известно, проживало какое-то количество русскоговорящих студентов. Туда через короткое время пришел счет за полгода на имя некоего мистера Вещего.

Студенты, получившие письмо, не знали мистера Олега Вещего, хотя и проходили в школе А. С. Пушкина, и сделали из письма самолетик, который отправили прямо в космос. Или использовали по другому назначению.

Мистер Руставели проделал точно такой же фокус, дав адрес другой студенческой общаги в другом конце Англии…

Много позже ребята прочитали, что в Англии процветает новый вид мошенничества, основанный на удивительном легкомыслии английских коммунальных служб. К тому времени Витя с Ревазом и товарищами открыли свое дизайнерское бюро, занимающееся оформлением интерьеров жилых помещений, и зарабатывали очень неплохие деньги.

Не сговариваясь, подняли древнюю бухгалтерию, хранившуюся все эти годы в специальных папках, и перевели удвоенные суммы от имени мистера Руставели, мистера Вещего и прочих исторических особ на счета коммунальных служб. И, наконец, спустя много лет, смогли спать спокойно. Лучше поздно, чем никогда.

Сам Витька потом с упоением вспоминал первые шаги в Лондоне, тот самый ветхий дом, с которым было связано столько забавных воспоминаний, и их удивительное, почти мушкетерское братство.

Дом находился в очень криминальном районе, славившемся высоким уровнем преступности, бесконечными разборками между этническими кланами и практически свободной продажей наркотиков.

Район был действительно гадкий, но, как любил говаривать Ревазик, вычитавший эту фразу в каком-то историческом романе: «За неимением гербовой пишем на простой». Не до жиру было. Помимо жуткого состояния самого здания – полусгнивших ступеней, осыпающихся потолков и пришедшей в негодность много лет назад системы коммуникаций, у этого дома был еще один существенный минус. Точнее, два минуса, которые значительно усложняли сдачу подобного жилья.

Первым минусом был небольшой домик, стоящий рядом с пристанищем вещих олегов и шота руставели. В этом самом соседнем домике произошло очень странное самоубийство. Человек повесился. И вроде бы болтали, что совсем не самоубийство это было, что несчастный никак не мог самостоятельно затянуть петлю из того положения, в котором его нашли.

И местные жители – бедные малообразованные выходцы из бывших английских колоний – боялись даже приближаться к неприятному строению. Якобы звуки оттуда по ночам слышались странные. И плакал кто-то, и кричал. Дом много месяцев стоял с заколоченными окнами, и все соседи обходили его за версту. Заодно и близлежащие дома пользовались нехорошей репутацией.

Витя с товарищами, дом которых непосредственно соседствовал с домом самоубийцы, были не робкого десятка. И, разумеется, не могли отказать себе в удовольствии испытать собственную смелость.

К тому же в целом все пятеро юных дизайнеров позиционировали себя как агностики. Что такое агностицизм, думаю, никто из них толком не знал, но уж больно слово красивое. Нравилось им очень это слово. Агностики и все тут. Почти как брокеры, только на «а». Ревазик, правда, долго не мог запомнить термин и называл себя акустиком, но его вежливо и корректно поправляли. Неродной язык у человека. Чего уж.

Однажды вечером пятеро «агностиков» отправились к нехорошему дому. И решили проникнуть внутрь. Зачем? На этот вопрос вменяемого ответа не существовало. Молодые были и дурные.

Подошли к дому. Небо было совершенно беззвездным. Кромешная темнота, и завывающий пронизывающий осенний ветер. Решили как культурные люди постучать. И вдруг все пятеро совершенно трезвых, необкуренных молодых людей услышали ответный стук. Из заколоченного дома, который много месяцев стоял пустым.

Как добежали домой, ребята не помнили, но подходить к нехорошему месту зареклись. И если бы на этом приключения, связанные со странным домом, закончились.

Вторым фактором, долгое время мешавшим хозяевам найти новых квартиросъемщиков, было наличие в непосредственной близости от дома достаточно крупного кладбища. Ни один нормальный человек не хотел жить в старой, рассыхающейся лачуге, окна которой выходили на погост. Есть в подобном соседстве что-то зловещее, обреченное. Но разве это может оттолкнуть в двадцать с небольшим лет, когда у тебя все равно нет вариантов снять что-то более приличное?

Жили ребята тем не менее весело. Среди гостей, наведывавшихся в злополучный дом, кого только не было. Посетители были такие же нищие и неприкаянные, как и хозяева, но финансовые сложности с лихвой компенсировались задором и юношеским оптимизмом. И каждый верил в то, что все обязательно получится, и он поймает свою жар-птицу, и сделает карьеру в этом роскошном городе, и заработает денег, и будет счастлив. Пусть не сейчас, но чуть позже. Главное – верить.

Одним из постоянных посетителей был молодой человек с Ямайки. Чем занимался этот парень, толком никто и не знал. Кажется, был начинающим музыкантом. Еще он исповедовал культ вуду, что представлялось всем невероятно таинственным и завораживающим.

Кто уж там из гоп-компании уговорил этого юношу отвести всех ночью на кладбище, чтобы по всем правилам совершить обряд, я не знаю. Нормальному человеку в здравом уме такое бы и в голову не пришло. Но так то – нормальному! Пятеро проходимцев, о которых идет речь, включая моего собственного брата, нормальными в общечеловеческом понимании никогда не были – может быть, именно поэтому и добились они в этой жизни того, чего добились.