Дмитрий Тростников - Знаменитость

Закончив петь, Алеша повернулся к пассажирам и даже церемонно поклонился.

— Спасибо и счастливого пути!

Несколько человек захлопали в ладоши. Правда, сразу застеснялись и скомкали аплодисменты.

Я нагнал компанию в тамбуре.

— Рубль и еще десять копеек, — с уважением пересчитал добычу маленький. — На обед в столовке хватит, — прикинул он.

— А если бы еще гитара была? — подмигнул Алеша.

Тем временем, старший поскорее ссыпал добычу в карман. Он с деланной независимостью заявил Алеше:

— Ты выиграл, мы пошли!

— Куда?! — опешил певец. — Мы только начали! Только успех пришел. Мы сейчас до конца электрички дойдем. Можно и червонец набрать.

В следующем вагоне он спел «и снится нам не рокот космодрома». Но успех был поменьше. Поэтому до конца электрички Алеша пел «есть только миг» — и в каждом вагоне дело заканчивалось аплодисментами. В последнем тамбуре Алеша ссыпал всю выручку в карманы пацанам. Старший, подумав, выгреб горсть мелочи и протянул Алеше.

— Возьми, твоя доля!

— Оставь себе, — снисходительно мотнул головой певец. — Лучше куревом угости, а то у нас закончилось.

Пацан без разговоров вытащил из кармана пачку самых дешевых, без фильтра сигарет «Астра» и отдал своему неожиданному компаньону. Электричка тормозила перед очередной остановкой.

— С деньгами аккуратней. Смотри, чтобы гопники постарше не отобрали, — напутствовал Алеша. — Поешьте сразу где-нибудь нормально! — крикнул он еще вслед удаляющейся троице.

Двери электропоезда закрылись. Алеша с наслаждением закурил. Недавний хмель выветрился, пока он пел.

За окном вечерело, и начинался мелкий дождь. Я с сомнением посмотрел на его босые ноги.

— Босяк, бродяга настоящий! — ухмыльнулся он, отметив мой взгляд. — А знаешь, Сережа, если все-таки доведется выступать в большом зале, как бы я хотел?.. Представь, большая такая сцена, вся в огнях, полный зал народу замер в ожидании. Все ждут меня! Но первым на сцену выходит просто мальчик с аккордеоном. В белой рубашечке с бабочкой. И аккордеон роскошный с хромированными боками — размером с него самого. И вот садится такой ботаник в очках на стульчик в центре сцены и начинает играть мелодию. И первую минуту — только мальчишка да мелодия его аккордеона в тишине замершего зала. Голос диктора за сценой объявляет: «Встречайте!!» — и тут уже вступает оркестр, и выхожу я. Сразу с песней…

— Губы тебе накрасят, нос напудрят, глаза подведут. Ничего? Стерпишь? — подколол я. — На больших концертах без этого на сцену не выпустят.

— Придется гримироваться, — всерьез согласился Алеша. — А как без этого? Мне даже интересно. А то ведь, сколько ни пел — меня никогда не гримировали. Только стакан портвейна и вперед — к микрофону. А там, на сцене, прикинь, девочки на подпевках, все из себя такие…

Он, наверное, мог бы долго мечтать вслух о бэк-вокалистках, сексуально извивающихся, с голыми плечами перед микрофонными стойками. Или о большом оркестре с лысым дирижером, озабоченно взмахивающим палочкой. Но за нами в тамбур из вагона вышел пассажир в болоньевой дачной куртке.

— Простите, а вы случайно не Алексей Козырный? Голос очень похож, — явно волнуясь, спросил он.

— Нет, Козырный же только «блатняк» поет! — соврал Алеша. — Ну и он знаменитость — широко известная в узких кругах. Говорят, ему такие деньги за выступление платят — закачаешься! Чтоб он стал по электричкам побираться… Даже как-то смешно такое подумать. Так что ошибочка вышла.

— Извините, — стушевался пассажир и заторопился покинуть прокуренный нами тамбур.

Алеша, глядя в сторону, погасил свой окурок и щелчком отправил его вниз на ступеньки. Он как-то сразу замолчал и скис. Глядя на это, меня невольно подмывало поделиться идеей, которая возникла еще вчера. И с тех пор свербела в голове, не давая покоя.

— А ведь, если Зяблик соберет свой чудо-магнитофон — можно попробовать на него записаться? — подумал я вслух. — Я Витьку знаю, если он говорит, что характеристики будут лучше, чем у «Sony» — значит, он точно что-то такое изобрел. Оркестр на запись собрать уже точно не получится. Но можно же записать акустический альбом? С минимумом инструментов: ну там, гитара, может, еще пианино или, действительно, аккордеон?..

Алеша молча отрицательно покачал головой. Электричка уже подъезжала к Великим Лукам, к конечной остановке. Дождь только усиливался. Он сек двери снаружи косыми каплями.

— Нет, Сережа, в другой раз запишем концерт, когда ты с северов вернешься. Сейчас надо нам расстаться, хоть и не хочется, — вздохнул Алеша. — Как же тебе в Питер-то успеть? По ночам электрички не ходят. Пересесть не на что. Надо что-то придумать.

На вокзале Великих Лук опасения Алеши подтвердились. Последняя электричка в сторону Ленинграда ушла в 22 часа. Следующая — в шесть утра. И ночевки на жестких скамейках зала ожидания было уже не избежать.

Но в какой-то момент Алеша скрылся. Выпросил у меня последний рубль и исчез в сырой темноте, пообещав раздобыть хоть какую-то обувь. Что и где можно было найти на жалкий рубль, когда все магазины закрыты и надвигается ночь — я даже не спрашивал. Без слов отдал ему последние деньги, потому что невыносимо было смотреть, как певец шлепает босиком по лужам. Получив рубль, он растворился в темноте, пообещав вернуться через пару минут.

Но не вернулся ни через полчаса, ни через час. Время его отсутствия отсчитывали круглые часы в зале ожидания. Они висели на стене, прямо напротив скамейки, которую мне удалось занять. Поэтому я точно знал, что вот Алеши нет уже час, а вот уже и два часа… Этот круглый белый циферблат с двумя черными стрелками словно издевался, отсчитывая минуты моей глупости. Как будто я не знал, что сделает Алеша, если отпустить его одного с деньгами в кармане? Он уже, наверняка, где-то пьет. Непонятно что и непонятно как раздобыв. Пусть винно-водочные магазины давно закрыты, но выпивку он добудет непременно, вопреки любым обстоятельствам. Вот к этому у него точно уникальный талант.

Я ворочался с боку на бок на жесткой лавке, не зная, куда деться от злости. Милицейский патруль уже дважды прошел мимо меня. Патрульные не подходили, но глядели в мою сторону недобро. Я и сам на их месте обратил бы внимание на такого. Небритый тип, кутающийся в мятый пиджачишко. Типичный бомж, еще и одетый не по погоде.

Ближе к полуночи меня от холода начала пробирать дрожь. Даже не верилось, что еще утром мы изнывали от жары и духоты в плацкартном вагоне. Впрочем, удивляться не приходилось. Во-первых, кончилось бабье лето, и без того затянувшееся в этот год. А во-вторых, мы далеко забрались к северу и были уже на подступах к Ленинграду. Вдобавок, еще и сильно хотелось есть.