Дмитрий Тростников - Знаменитость

— Какая разница? — пожал плечами Алеша. — Пел же я по пьяни: «И вот я проститутка! Я фея из бара»? И ничего!

Он уже подошел к микрофону.

— Уверен, что уже нормально? — поинтересовался я. — Подожди минуту, я еще раз звук настрою.

Он переминался с ноги на ногу перед микрофоном, все еще пытаясь отогреть зябнущие руки. Старкова отложила гитару, подошла к певцу, не спрашивая, взяла его руку в свои ладони.

— А ты спой, как будто Витя сейчас с нами. Он ведь тоже ждал этой записи, хотел услышать. Спой для него? — кротко предложила Маша. — Представь, что он сидит тут на подоконнике, невидимый?..

— Вот, как мы сделаем, — решил Алеша. — Серега, включай запись и тоже подойди, возьми меня за руку. Мы все будем петь, аккомпанемента никакого не надо. Просто споем хором, в несколько голосов, — попросил он.

— Да я вообще петь не умею, ни слуха, ни голоса, — опешил я. — Все вам испорчу!

Старкова только зыркнула на меня гневными глазами.

— Иди сюда! Вставай с той стороны! — приказала она. — Мы подальше от микрофона, получится бэк-вокал, второй голос. Просто подтягивай за Алешей, не вздумай его перекрикивать. Мы — только фон…

Пришлось мне встать. Я взял протянутую руку Алеши и ужаснулся. Только сейчас поняв, что его ладонь действительно холодна, как ледышка.

— Я сам вступление скажу, как обычно! — предупредил Алеша.

Ёсиф дотянулся и нажал кнопку «запись», бобины магнитофона в очередной раз начали вращение.

— Тут в Питере и Одессе кто-то распускает слухи, будто все — кончился Алеша Козырный! — с неподражаемой интонацией (как на корабле историю про Челентано) начал Алеша свое представление. — Так я скажу назло врагам — не дождетесь! И сегодня для одного прекрасного человека, которого уже нет с нами, Алеша Козырный с друзьями исполнит свой самый козырный концерт. Такого вы еще никогда не слышали и не ждали от меня. Потому что это «Концерт на крови». Слушай сюда, Витек! Говорят, у вас там, в райских кущах ангелы поют. А я вот не ангел, и меня туда не пустят. Так что мы тебе отсюда споем. А ангелам ты вели часок помолчать — нас послушай!

Мы записывали альбом двое суток. В первый день — до трех часов ночи. Потом с восьми утра и снова до полуночи. Почти не спали, утром как-то не сговариваясь, все разом поднялись, и снова принялись за работу.

На пятисотметровую бобину с двух сторон вошло в итоге почти тридцать песен. Концерт действительно получился акустическим. Первая песня «Тонкая рябина» — только вокал, она заняла две с половиной минуты. Дальше уже записывались под аккомпанемент двух гитар и губной гармоники, а мне иногда поручали отбивать ритм на чем попало. Один раз я даже хлопал по подушке специальной решеткой для выбивания пыли.

Мы совсем не делали дублей. А если песня «не шла», просто стирали ее и пели другую. Каждый раз Алеша решал, что же он хочет исполнить. В основном набрались народные лирические песни, романсы, кое-что из «белогвардейского» цикла и совсем немного избранных вещей из эстрадного репертуара. И даже одна песня была исполнена на стихи Витьки Зяблицкого. Текст его стихотворения (довольно наивного) «Ненаглядная моя певица» изобретательный Ёся подсказал положить на музыку популярной песни «Листья желтые над городом кружатся». И текст лег вполне удачно.

Вообще, работа буквально горела, мы не замечали времени и спохватывались, только когда у Маши сводило пальцы, отбитые о гитарные струны, или когда от дыма дешевых сигарет в комнате становилось невозможно продохнуть. Ёся за спиной у Алеши время от времени поднимал вверх большой палец искалеченной правой руки, демонстрируя, что все у нас получается. А во время перекуров с восторгом сообщал, что: «Такого Козырного никто не ждет! Это будет фурор! Кобзону с Пугачевой пора заканчивать карьеру!»

Маша была сдержаннее, но и у нее время от времени прорывался восторг — несколько раз она буквально заслушивалась, как пел в эти дни Алеша. И у меня внутри то и дело растекалось ликование. Так, что трудно было усидеть на месте за пультом магнитофона. Я знал, что надо будет еще переслушать все на чистую голову — чтобы составить более-менее объективную оценку. Знал, что первое впечатление обманчиво. Но казалось, что буквально все тридцать песен получились на высоком уровне, а две-три, как минимум, могли стать шедеврами. То, как Алеша спел «Разлуку», изображая стиль Вертинского, или «Русское поле» из кинофильма про «Неуловимых мстителей» было неописуемо. Но, честно говоря, от «Тонкой рябины», которую мы спели все вместе, первой, аж мороз по коже пробегал. И уж, как минимум, это было ни на что не похоже. Ни на советской эстраде, ни в подпольных записях коллекционеров такого не было никогда.

Поэтому, когда мы за полночь свернули работу и усаживались за стол ужинать, по-моему, в каждом из нас гудел восторг, и в груди теплилось удивительное ощущение только что совершенного чуда.

Старкова, мурлыкая про себя «Думы окаянные», раскладывала по тарелкам сваренную горячую картошку. Ёська открыл форточку, чтобы выветривалось курево, и притащил из холодильника единственное, что в нем хранилось — трехлитровую банку соленых огурцов, уже наполовину опустошенную.

— Надо бы выпить под такое дело?! — заявил он. — Отпраздновать успех?

— Ах, Ёсиф, Ёсиф, старый добрый Ёсиф!.. А что, может, правда, накатить последний раз, а потом завяжу? — поддержал культяпого скрипача Алеша.

Улыбка не сходила с его лица. С того момента, когда Алеша понял, что снова способен петь, он буквально сиял счастьем и работал самозабвенно и остервенело, пока магнитная пленка не кончилась.

— Нет уж! Решил завязать — не делай себе поблажек, — попросил я.

То, что Алеше снова хочется выпить, было очень хорошо заметно. И Старкова не спускала с него озабоченных глаз.

Ёся недовольно крякнул, но ничего не сказал. Принялся наливать себе чаю с явной неохотой, а потом полез вилкой в банку.

— Ну как такой продукт без водки употреблять? — посетовал он, рассматривая наколотый на вилку аппетитный огурчик.

— Обыкновенно! — отрезала Маша.

— А может, и правда, взять по-маленькой? Не грех ведь, когда такую работу закончили? — мечтательно представил себе Алеша. Однако, увидев выражение наших лиц, даже рассмеялся: — Да ладно, что вы на меня так уставились? Все в порядке будет. Я вот даже думаю — надо, наверное, в клинику сдаться. Ведь делают же врачи что-то, бросают же люди пить?

— Ты лучше представь, какие перспективы перед тобой откроются, если ты с выпивкой завяжешь! — подбодрил я, торопясь сменить опасную тему. — Сейчас, после этого концерта все же поймут, что ты можешь спеть что угодно. И надо искать выходы на нормальную эстраду. Там тоже должны быть где-нибудь нормальные люди? Попробуй сам пойти, поговорить с какими-нибудь директорами филармоний, им же тоже штаты надо укомплектовывать, а такие голоса на дороге не валяются.