Дмитрий Тростников - Знаменитость

— И начнется: «Выступает артист Ленинградской филармонии!» — громогласно паясничал Ёся. — Помнишь, как ты всегда любил объявлять.

Алеша смешно улыбался до ушей набитым картошкой ртом.

— Когда будешь писать мемуары, не забудь нас упомянуть, как этот альбом записывали, — напутствовала Старкова. — А то забудешь все, а потом напечатают: «только благодаря моему гениальному таланту»!

Алеша так смеялся, что даже поперхнулся.

— Ладно, пойду ванну наберу, полежу, отмокну. А то что-то голова от недосыпа болит, — признался он.

— Там полотенце большое я положила! — крикнула вслед Маша.

И мы остались за столом втроем.

— Как ты распространять все это думаешь, Сережа? — спросила Маша, вытаскивая сигарету из пачки.

— Еще толком не знаю, — признался я. — Это уже следующий этап. Главное — мы сделали то, что хотели. А насчет распространения есть у меня одна идея, только она еще сыровата. Вот представьте, сделать двадцать копий пленки, пойти на вокзалы и раздать в поездах дальнего следования, — начал рассказывать я. — Там же поездные бригады крутят день и ночь свое радио. Ставят, что попало, без цензуры. И через несколько недель наши песни станут известны по всей стране: от Москвы до Владивостока. И можно в конце пленки назвать телефон — типа по вопросам приобретения — обращайтесь…

— Неплохо придумано, — оценил Ёсиф.

— И потом по этому телефону на тебя выйдут или милиция, или уголовники. Хороша идейка! — не одобрила Старкова.

— Тут есть фактор времени, — пожал я плечами. — Пока они сориентируются, дело уже закрутится. Впрочем, я потому и говорю, что идея сырая — там надо еще подумать.

— Лишь бы только этот Бес не узнал, что мы альбом записали, — пробормотала Старкова. — Что ты улыбаешься и молчишь? — насторожилась она.

— Он все уже знает, — проговорился я.

— Нас кто-то опять заложил?! — вскрикнула Маша.

— Я это сделал, — признался я.

— Зачем? — не понял Ёсиф.

Я не ответил, и какое-то время мы сидели за столом молча.

— Ёся, дорогой, там на кухне что-то пригорает, сходи проверь, — не своим голосом пробормотала Старкова.

Недоумевающий скрипач поднялся и вышел на кухню.

— Я могу тебя уговорить этого не делать? — спросила Старкова. — Уехать, забыть — этот гад найдет свою погибель и без тебя… Он же просто мразь, которая не понимает, что творит. Мстить ему — то же самое, что пристрелить животное, которое напало на твоего друга. Как ты не понимаешь?..

Она умоляла. В глазах ее стояли слезы.

— Машенька, — как можно нежнее ответил я. — Бес уже от меня никогда не отстанет. Не стоит обманываться. Тут вничью сыграть не получится. Он точно не успокоится, пока меня не достанет. Так уж сложилось, что двоим нам не жить на свете.

— Ты погибнешь, ты ведь не убийца. Он — убийца. Ты обречен, если попытаешься напасть на него… — с ужасом вбирая воздух, представила она.

— У меня есть план. Все не так плохо. Я не собираюсь затевать с ним дуэль на ножах. Я очень хорошо подготовлюсь, — пообещал я.

Она уже не уговаривала, а пристально смотрела на меня сквозь слезы.

— Я так тебя люблю, что если с тобой что-нибудь случится, я не выживу — умру с тоски, — призналась Старкова.

Я только обнял ее в ответ. Потом мы стояли, обнявшись перед окном. Прижимаясь к моей груди лицом, мокрым от слез и слюней, Старкова безнадежно промочила мою рубашку.

— Страшная стала, да? — всхлипнула она, немного успокоившись. — Умыться надо. Я так тебя хочу! Каждой клеточкой! Сейчас пойду умоюсь, выгоню Алешку из ванной, что-то долго он там отмокает…

Я разжал объятия. Старкова постучала в дверь ванной комнаты.

— Алеша! Открывай! Мне умыться надо!

— Так он уж с полчаса как затих там, — подал голос с кухни Ёсиф. — Пока вы там обжимаетесь.

— Как так затих?! — встревожилась Старкова.

— Заснул, может? Он любит в ванне спать, везде соседей топит, — вспомнил я.

Я стучал в двери ванной сначала костяшками пальцев, потом наотмашь кулаком. Даже если бы Алеша спал беспробудным сном — он должен был подскочить от таких звуков.

— Высаживай дверь! — согласился Ёся.

Хлипкий шпингалет, на который запиралась дверь в ванную, со звоном отлетел куда-то в стенку. И горячая вода, обретя свободу, хлынула нам на ноги. Она уже давно переливалась через край ванны.

Алеша лежал голый в ванне, скорчившись. Причем кисть левой руки он держал над водой как-то неестественно, судорожно выгнув ее. Виском его голова лежала на бортике ванны. И один глаз был дико, неестественно выпучен. И выпиравший огромный глазной белок заполнило красным кровоизлияние.

— Господи! — вскрикнула Старкова. — У него удар, инсульт, наверное!

На раковине рядом с ванной стояла пустая рюмка. А под раковиной пряталась початая бутылка водки.

— Слишком легко согласился, что пить не стоит, — понял Ёся. — Мою заначку нашел. Хотел в ванне потихоньку от всех жахнуть, чтобы не заругали…

Алеша дернул рукой и что-то нечленораздельно промычал. На губах у него выступила пена. Он был ужасно худой.

— «Скорую» надо, — пробормотала Старкова, не двигаясь с места. — И воду закрыть… Беда у нас.

Бог избавил Алешу от жалкой участи лежать парализованным «овощем» и ходить под себя. Певец умер через сутки в больнице, так и не приходя в сознание. Для самого Алеши все людские заботы, тревоги и несбывшиеся надежды остались позади. Однако этого нельзя было сказать о тех, кто еще оставался по горло в земной жизни.

Даже сам господь оказался не в силах оградить певца от потока фальши и лицемерия, который люди обрушили на Алешу Козырного после его смерти, начиная уже с похорон. У нищенствовавшего певца откуда-то взялась целая туча почитателей и чуть ли не покровителей. Какой-то партийный чин, как намекали — из близкого окружения Романова — якобы, поспособствовал выделению земли для могилы на престижном кладбище.

Деньги на пышные похороны возникли из другого авторитетного источника. Поговаривали, будто питерская братва выделила из общака огромную сумму на упокой души любимого исполнителя «Мурки» и «Таганки». И такое сумасшедшее количество людей уже выразило намерение побывать на похоронах, что в пору было звать конную милицию, предотвращать эксцессы и давку. Ведь сколько еще людей присоединятся к процессии в последний момент, по зову души, не мог знать никто.

Все эти подробности я узнал буквально за одну минуту утром в день похорон в квартире Василича. Его обширная жилплощадь стала местом прощания с Алешей. По комнатам слонялись какие-то люди: женщины в темных платьях и мужчины в цивильных костюмах. Звучали приглушенные голоса, и выражения лиц у всех были по возможности скорбными. А воздух в помещении мгновенно стал затхлым.