Чума в Бедрограде

— Как я и сказал, чуму. Водяную чуму, двоюродную племянницу степной.

Виктор Дарьевич медленно, очень медленно повернулся к Дмитрию Ройшу. Тот неубедительно скорчил торжественно-издевательскую рожу, но глаза его за стёклами очков оставались усталыми и немного злыми.

Бедроград рехнулся.

Шансы Виктора Дарьевича рехнуться вместе с Бедроградом стремительно росли. И нельзя сказать, что он был сильно против. Совсем не против.

Даже за.

— Я правильно понимаю, что когда вы говорите «племянницу», вы имеете в виду… — начал было Виктор Дарьевич, но тут перед самым его носом оказалась ароматная кастрюля с пышущей жаром смесью мяса, макарон и перца.

Как же давно Виктор Дарьевич не ел перца, а.

Головорез с серьгой театрально раскланялся и гаркнул:

— Паста по-портовому! Приятного аппетита!

(Если бы кто-нибудь попросил Виктора Дарьевича внятно объяснить, что было дальше, то Виктор Дарьевич пришёл бы в некоторое замешательство.

В науке и в криминалистике пользуются (несколько по-разному, но всё же) термином «аффект». Так вот к той беседе гораздо больше подходит термин «угар». То есть это, конечно, не термин, но Виктор Дарьевич начал всерьёз задумываться, что науке (его науке) данного термина ой как не хватает.

Потому что угар есть, а термина нет.)

— Едят мох и оскопляются сообразно псевдоимперским ритуалам? — ошалело переспрашивал Виктор Дарьевич.

— Ну да, — кивал Дмитрий Ройш.

— Леший, мох. Это же какой коктейль может быть в крови в результате, — рассуждал Виктор Дарьевич. — А недостаток солнечного света…

— Делает их уродами, — заявлял со всей категоричностью Дмитрий Ройш.

— И не только! Должно быть, все гормональные процессы… к лешему гормональные процессы! — перескакивал с одной мысли на другую Виктор Дарьевич. — Специфическая социализация тут даже интересней, потому что полностью изолированная группа в таких условиях…

— Окончательно свихнётся, — забегал вперёд Дмитрий Ройш.

— Да, но это же замечательно! — уточнял Виктор Дарьевич. — Я знаю, специализация не ваша, но только представьте… Хотя чего вам представлять, вы-то видели. Леший, как я вам завидую!

— Нашли чему. Они нас там чуть самих не оскопили, — возражал Дмитрий Ройш.

— Да, но это тем более замечательно! — возражал на возражения Виктор Дарьевич. — Групповая агрессия, коллективный экстаз. Возможно, даже коллективные галлюцинации?

— Возможно, — бурчал Дмитрий Ройш.

— Замечательно, леший, как же замечательно, — восторгался Виктор Дарьевич. — Понимаете, создать такую среду экспериментально невозможно, а ведь это идеальная площадка для проверки гипотез относительно продуктивности деструктивных девиаций.

— Да мы просто везунчики, — ехидничал ничего не смыслящий в научном прогрессе Дмитрий Ройш.

— Подождите, — всё-таки приходил в себя Виктор Дарьевич, — но при чём здесь степная чума?

— Виктор Дарьевич, только подумайте: едят мох и оскопляются по псевдоимперским ритуалам! — бессовестно вклинивался головорез с серьгой, и степная чума вновь отступала для Виктора Дарьевича на задний план.

— Существование подобной социальной структуры на протяжении столь длительного временного периода, — воспарял к небесам Виктор Дарьевич, — подтверждает… вернее, конечно, опровергает… опровергает господствующие представления о тотальности этого нелепого принципа поиска оптимальных решений. Для социума опровергает. Но от социума мы можем продвинуться к индивидуальному сознанию! И вот тогда существование подобной социальной структуры на протяжении столь длительного временного периода подтверждает, хоть и косвенно, представления о возможности выхода мышления на путь познания, отличный от пути поэтапных мелких улучшений уже имеющегося в опыте. Это гносеологическая революция!

— Гносеологический Расстрельный Комитет, — тряс головой Дмитрий Ройш. Не его специализация, что тут поделать.

— Вы торопитесь, — неожиданно вторгался в фантазии Виктора Дарьевича головорез с серьгой. — Не смешивайте коллективное сознание с индивидуальным. Эта дорога в конечном итоге вязнет в болоте дурного фрайдизма, сколько раз уже было за последние полвека в истории науки.

— Но обусловленность коллективного сознания индивидуальным… — бросался на защиту фантазий Виктор Дарьевич, игнорируя некоторую внезапность демонстрации компетентности головореза с серьгой в обсуждаемом вопросе.

— Работает также и в обратную сторону, — упрямился головорез с серьгой. — Поэтому мы не можем с уверенностью утверждать, что первично.

— А кто утверждает? — продолжал Виктор Дарьевич. — Я разделяю представления о взаимовлиянии коллективного и индивидуального и не стремлюсь доказать, что эволюция мышления предшествует социальной эволюции. Если это запросы социальной эволюции дают толчок эволюции мышления, а не наоборот, в вопросе самой возможности эволюции мышления ничего не меняется.

— Ну, кроме того, — усмехался головорез с серьгой, — что в данном случае для практического преодоления принципа поиска оптимальных решений на уровне индивидуального сознания всем носителям оного придётся переселиться в Вилонский Хуй и перенять образ жизни скопцов.

— Это несущественно, — отмахивался Виктор Дарьевич.

— Почти идеальный социум! — подводил итог Виктор Дарьевич.

— Тогда уж не почти, а собственно идеальный социум, — бессовестно ржал головорез с серьгой, — это тот, который не воспроизводится вовсе!

— Не размножается и живёт вечно, — заражался весельем Виктор Дарьевич. — Таким образом мы ещё через несколько шагов упраздняем эволюцию.

— И Революцию, что уже нехорошо, — подхватывал головорез с серьгой. — Ибо скопцы в вопросе поддержания численности населения противоприродным — то есть ведущим к упразднению эволюции — способом давно перегнали Всероссийское Соседство с его какими-то там отсталыми алхимическими печами.

— Таким образом, мы можем заключить, что упразднение эволюции ведёт к Колошме! — двигался дальше Виктор Дарьевич. — Ведь нельзя же не сажать за такие разговоры.

— Как будто в этом мире есть хоть что-то, что не ведёт к Колошме, — подавал голос притихший Дмитрий Ройш.

— Нет, — упорствовал головорез с серьгой.

— Ну не на лабиринтах с переменной структурой же их тестировать, — возмущался Виктор Дарьевич. — У каждого из них могут быть уникальные интеллектуальные возможности, посерьёзнее моих или ваших.

— Которые блокируются в отрыве от сформировавшей их среды! — рушил надежды головорез с серьгой. — Ну вы-то должны понимать, как непросто поставить действительно результативный эксперимент, когда речь идёт о высшей нервной деятельности и её производных.