Чума в Бедрограде

Как расплющило Габриэля и Максима.

Как расплющили (колёса такси Бедроградской гэбни, Гуанако по пути со склада до медфака добавил подробностей) студентку Шухер, рисовавшую в конспектах профили членов Революционного Комитета.

Надо, надо найти Диму.

— Стёкла чут’ опусти и пушку вын’, — подобрался вдруг Муля Педаль. — Скоро через пост попрём, там толпы бурлят. Если за ворота побегут, это не наша морока, а постовых. Но могут бросит’ся на такси. Бросятся — в затылке долго не чеши, по ногам стреляй. Только совсем не мочи, если сможешь.

Если сможешь, подумал Максим.

Университетская гэбня, в которой он больше не числится, для гэбни имеет всё же не самый тривиальный круг обязанностей. Вооружённые действия в эти обязанности непосредственно не входят. А когда входят, их берут на себя Охрович и Краснокаменный, так сложилось.

Во времена контрреволюционного движения Максиму доводилось всякое, но «совсем мочить» — всё-таки нет. Не потому что он не хотел, имел предубеждения или что-то ещё, а просто потому что не доводилось.

Когда-то всё доводится делать в первый раз.

Так почему бы и не на въезде в Порт?

— Про тёрки у Святотатыча ты всё услышал? — Муля Педаль деловито ещё раз оглядел сеть с награбленным. — Удивис’, да поубедительней!

Максим всё понял, Гуанако хорошо объяснял. Он всегда хорошо объяснял, когда-то послушать его рядовую лекцию собирались огромные аудитории.

Сегодняшняя лекция была о важности общественного мнения для большой политики.

Святотатыч к моменту приезда Максима с редкой аппаратурой должен собрать у себя (под предлогом блокады) совет самых значимых портовых фигур. Контрабандистов и наркоторговцев, сутенёров и убийц. Всех — самого высокого полёта.

Не прямо у себя в каморке, разумеется, но всё в том же скромном кирпичном домике — на первом этаже, обычно занятом татуировщиками, к труду которых Святотатыч почему-то особенно неравнодушен.

Поэтому появление Максима и Мули Педали с награбленным посреди совета не вызовет подозрений: они придут за Святотатычем к Святотатычу, они-то сами не того полёта птицы, чтобы знать, что на это время назначено такое серьёзное мероприятие.

На мероприятии Максиму положено скромно и потупив глаза передать из рук в руки сеть с награбленным. Донести до общественности, что это такое и откуда оно взялось, — задача Святотатыча, а Максим может отправляться на все четыре стороны.

Гуанако дал ему пистолет, не побоялся подставить спину и не побоится отправить на все четыре стороны, когда дело будет сделано.

Муля Педаль, завидев шлагбаум цветов портовых тельняшек, выключил Кармину Бурану.

Колесо судьбы покачнулось и замерло, пока что катились только колёса такси.

К Святотатычу — и на все четыре стороны, Муля Педаль подвезёт.

Только дел на всех четырёх сторонах у Максима почти не осталось. Он больше не голова гэбни, он больше даже не университетский преподаватель. Чумой занимаются не потерявшие мест представители власти, Габриэлем — Медкорпус, а потому Максим может сделать не так уж много.

Правы Охрович и Краснокаменный: он был глуп, когда пытался взвалить на себя всё сразу. Иногда нужно просто смириться и ограничиться малым, взгляд с другой стороны отрезвляет и отлично помогает это осознать.

Ограничиться малым.

Вспомнить о вещах студентки Шухер, найти Диму, спросить: «Могу я с тобой поговорить?»

Университет. Дима

— Могу я с тобой поговорить? — спросил Максим, делая приветственный шаг вперёд. Из-за его спины вынырнул тавр-таксист Муля Педаль.

Уже около получаса эти двое отирались где-то рядом, бегая вверх-вниз по этажам резиденции Святотатыча. Они привезли краденную у Бедроградской гэбни аппаратуру (трогательное «выкуси» в адрес городских властей) вдвоём, без всяких гуанак, и пристраивали её в надёжные руки.

Видать, наконец-то пристроили.

— Не то чтобы разговоры со мной требовали какого-то особого разрешения, — отложил Дима книжку, которую лениво листал. — Если только ты не голова Бедроградской гэбни. Или Медицинской. В общем, если ты голова любой гэбни, то твой вопрос имеет смысл. Но поскольку ты не голова — и смотри, как здорово я не давлю на больные места!

Книжку пришлось листать, потому что Диме было скучно, но спать он не мог (дурацкий браслет, повинующийся дурацкому мировому закону «во всём хорошем есть что-то плохое и наоборот, но кого волнуют наобороты»). Авантюрно-приключенческий роман был не то чтобы в его вкусе, но зато заботливо напечатан на разрозненных взлохмаченных листах, кое-как прошитых харизматичной бечёвкой, выглядящей так, будто её выпустили прямо из каната.

Не книга, а сущая летопись былых портовых времён.

Всё равно не в Димином вкусе, слишком много поисков сокровищ и мало сложных переживаний.

(Впрочем, а какие книги в Димином вкусе? И когда он в последний раз читал что-нибудь художественное для собственного удовольствия? Вот то-то и оно.)

Максим улыбнулся с совершенно измученным видом, как будто его вовсе не задело упоминание о собственном карьерном падении. Вернее, задело, но он не против, потому что надо свыкаться и смиряться.

— Только я не знаю, как начать этот разговор, — неловко и потому как-то беззащитно сказал он. — Не умею. Довольно смешно учиться говорить, уже вылетев из гэбни.

— Лучше поздно, — хмыкнул Дима, садясь (до этого он возлежал на койке Святотатыча, вольготно протянув ноги в ботинках прямо поверх пледа). — Я наблюдаю в своей жизни острую нехватку бесед, которые закончились бы не кромешным пиздецом, увольнением по собственному желанию или обнаружением чумных габриэлей евгеньевичей, так что твои благие намерения крайне приветствуются в среде меня.

Максим вздохнул, потоптался, тряхнул головой и проиграл какое-то внутреннее сражение:

— Поехали со мной.

— Куда?

— В мою квартиру на Бывшей Конной Дороге. Там остались вещи студентки… Брови. И, кроме тебя, их теперь некому отдать.

Голова Димы была будто замотана тряпками, как при побеге из горящего изолятора: простые и понятные слова доходили до неё с опозданием, вязли и ломались по дороге, делаясь сложными и непонятными.

(Это называется «гондон на голове».)

Леший, у него проблемы .

— Не то чтобы я знал, что с ними делать. Не то чтобы они были мне нужны. Не то чтобы там было много вещей — там же немного вещей?

— Немного. Дело же не в количестве, — кивнул Максим и покосился на Мулю Педаль — смущённо и слегка раздражённо. — Леший, поехали, я по дороге попробую объяснить.