Чума в Бедрограде

— Это я заразил дом завкафа.

— Блядь, ну хорошо, ну считай, убедил, — с дружелюбным осуждением покачал головой Соций. — Я лично тебе враньё про кассахскую шлюху за это признание готов списать со счёта. Но, наглая рожа, ты врубись, что вам — с вашей ёбаной системой реакций и вашим бесконечным враньём — в деловых вопросах уже ничего и никогда.

— Это я заразил дом завкафа.

— Ну чё ты мелешь? — отмахнулся 66563, глядя на Соция, но тихонько касаясь под столом Савьюра. — Извиняй, командир, но ты ж совсем как штабной стал. Всё, разобрались: под трибунал не отдали, но звания лишили и нахуй отправили — так нет, надо ебать и ебать, ебать и ебать. Ты чего хочешь, чтоб я раскаялся и возрыдал?

— Это я.

Раскаялся и возрыдал?

…Сидел у фаланг, в воскресенье получил возможность позвонить. Но не Бедроградской же гэбне — вдруг обманули и всё-таки прослушивают? Зато была запасным рычажком в кармане хорошая, чистая схема: с десяток человек после первого кодового звонка звонят по цепочке друг другу, и только последний в этой цепочке хотя бы примерно представляет, к чему она вообще. Этот последний идёт под видом приятеля отлучившегося соседа к кому-нибудь из жильцов — пересидеть полчасика, с такой легендой пустит почти любой: Всероссийское Соседство, леший, все всем соседи. Выливает незаметно в раковину или унитаз содержимое некой пробирки, к которой имеет доступ уже пару месяцев. Те пару месяцев, которые переключатель фильтров работает в положении «безотходный оборот». Жильцы не жалуются, фильтры ведь на самом деле отлично работают, только искусственно созданный для их обхода вирус и может вызвать неприятности. Непосредственного исполнителя убрать потом в кратчайшие сроки тоже просто, для этого тоже есть свои хорошие, чистые схемы .

Где-то совсем близко задёргался почему-то Гошка, сначала тихо и скрытно, потом повысил голос, заткнул личные разборки Соция и 66563, рявкнул что-то Бахте, не позволил Охровичу и Краснокаменному загалдеть, как-то почти даже обругал Савьюра.

Придвинулся зачем-то совсем близко к Андрею, потряс, простреленной рукой попробовал съездить по морде — вышла беспомощная оплеуха, зарычал, стал что-то спрашивать, что-то совсем простое и понятное, простое и понятное, совсем. Должное таковым быть.

Кажется, считал пульс, хотя савьюровые стебли, перетянувшие запястья Андрея, ему мешали, взвивались недовольно, стряхивали его дурацкое мельтешение; но Гошка не сдавался, снова тряс, тормошил, снова спрашивал и спрашивал что-то —

Можно бесконечно спрашивать: зачем был нужен запасной рычажок, о котором не знает собственная гэбня? Зачем несогласованно запускать чуму в завкафском доме, когда всё равно фаланги кое-что уже прослышали о неком искусственно созданном вирусе по заказу гэбни города Бедрограда? Зачем не признаваться собственной гэбне, не признаваться сразу, как выяснилось реальное положение дел в Бедрограде?

Можно, можно спрашивать.

Удушливый страх делает так всё время.

Пусть бы уже задушил к лешему.

Когда счёт больше не идёт на дни, а события не валятся на голову одно за другим, что остаётся-то, любезный читатель?

Кафедральное революционное чучело всё ещё выступает в роли Хикеракли.

Погода? Кого волнует погода?

Максим

— Максим! Максим Аркадьевич! — донеслось со спины. — Слушай, как хорошо, что ты на факультете!

Максим притормозил, обернулся и машинально кивнул.

— Слушай, подпиши мне быстренько пару бумажек? Умоляю, а то я точно рехнусь. Ты представляешь, я приезжаю — то есть нет, как раз не приезжаю, никак не могу приехать. Потому что с Портом, говорят, трудности, корабли не пускают. У них там какая-то ерунда вроде обратной ветрянки — она что, в самом деле существует? Это вообще-то очень весело, если существует, но в бумажках я её как причину несвоевременного выхода на работу написать, оказывается, не могу! У меня срок стажировки ещё когда закончился, а добираться сначала морем, а потом поездом через пол-Европ на чухонский вокзал — это же та-ак долго! И вот я, наконец, приезжаю — а в завкафском кресле долбаный Ройш! Я так и села. Максим, да он же просто идиот какой-то — он что, про обратную ветрянку в Порту не слышал? Он вообще в отрыве от действительности живёт? Не хочет подпись ставить — я, видите ли, задержалась. Тьфу.

Максим сочувственно покивал обрушившемуся на него потоку бессвязного возмущения.

Она всегда такая, Лидия Петроновна. Впрочем, хоть сам Максим и не одобрял панибратства в теории, в данном конкретном случае всё-таки не Лидия Петроновна, а Лидочка — даже студенты регулярно позволяли себе называть её так в лицо. Ей нет тридцати, она с ног до головы обвешана яркими украшениями и очень много говорит.

Она год проработала по обмену на отделении росской истории в ведущем университете дружественного Ирландского Соседства, она обычный молодой преподаватель, она никогда не была занята политикой.

— Так ты подпишешь?

Именно она была когда-то давно той первой студенткой истфака, благодаря которой совсем ещё неопытные Максим, Ларий, Охрович и Краснокаменный узнали, что головы Бедроградской гэбни не гнушаются прикидываться младшими служащими, дабы поближе подобраться к Университету.

Символизм, подумал Максим, до тошноты много символизма в жизни.

— Извини, не могу.

Мимо по коридору то и дело торопливо пробегали опоздавшие к началу пары студенты. Многие из них приветливо улыбались Лидочке, те, кто пораспущенней, — махали ей как старой приятельнице, кто-то даже выкрикнул приглашение на свидание.

На Максима сегодня студенты смотрели с недоумением.

— Как это не можешь? — оторопела Лидочка. — Ты же заместитель завкафа, во всей этой административной мути твой голос значит ничуть не меньше.

Леший, подумал Максим.

— Значил, — он инстинктивно сделал полшага назад. — Я больше не работаю в БГУ имени Набедренных.

— Ой, — по-отрядски смутилась Лидочка, тряхнула головой. Удивлённо звякнули её замороченные серьги, звук отразился от сводов и вернулся к Максиму эхом с нотками осуждения.

— Обстоятельства таковы, что заявление об уходе стало необходимым, — хладнокровно пояснил он, стараясь не думать, что даже его подпись под этим заявлением рисовала умелая рука другого человека.

«Стало необходимым» означает «стало необходимым». Не Максиму — обстоятельствам.

— Ну, наверное, это правильно. Правильное решение, я хотела сказать, — пробормотала Лидочка, явно всё ещё не определившись с собственным отношением к новости. — Удачи тебе.