Чума в Бедрограде

Удачи.

Удача и правильные решения нужны были раньше.

Разворачиваться и уходить — невежливо. Много думать об изматывающей вежливости в адрес сотрудников учреждения, где более не числишься, — нерационально.

— Но как же… как же мы тут без тебя не развалимся к лешему? — встрепенулась Лидочка, продолжая переваривать услышанное.

— Не развалитесь.

— Максим, только не пойми меня как-то не так, но ты же очень много делал! Во что превратятся методика, учебные планы, сетка расписания? Кто их будет контролировать-то? Да мы загнёмся!

Максиму стало неловко. Сколько раз в день (хотя бы в неделю) он задумывался о методике, учебных планах и сетке расписания? Раньше — часто, не реже, чем о гэбенных делах. Начиная с мая — только тогда, когда получал пинок от Лария.

То, что Бедроградская гэбня хотела запустить смертельный вирус в канализацию дома Ройша, несомненно, было важнее сетки расписания.

Да только важнее ли?

Не говоря уже о том, что и сам этот смертельный вирус с мая-месяца был далеко не первым в списке приоритетов Максима.

— Спасибо за беспокойство, но я не думаю, что оно оправдано, — отвёл взгляд Максим. — На данный момент я совсем не тот человек, который способен день за днём выигрывать неравную борьбу с расписанием.

Вот, например, Лидочка вернулась со своей стажировки — её снова надо вписывать в какие-то часы, что-то где-то сдвигать, менять местами.

Расписание, составленное ещё летом, Лидочку учитывало, но на третий день чумы вылез вдруг из-под земли Вилонский Хуй и грядущая в него экспедиция. Да, она была задумана в первую очередь как прикрытие для процедур, необходимых в связи с возникновением потребности в лекарстве, — но это не означает, что она не состоится. Состоится. Кто из сотрудников истфака будет ответственным за экспедицию (с учётом всех произошедших в кадровом составе изменений) — пока неясно, но есть ещё шансы разобраться с этим к началу следующего семестра. А в нынешнем семестре учебный план так или иначе должен быть подчинён экспедиционной подготовке.

Его перекраивали на коленке между третьим и четвёртым днём чумы, когда проблем было столько, что возвращение на факультет той же Лидочки просто упустили из виду, забыли, не раскидали её пары по новому расписанию.

Очевидно, именно поэтому Ройш, временно исполняющий теперь обязанности заведующего кафедрой, с каменным лицом отказывается ставить подпись. Хочет показным самодурством укрыть допущенный прокол, не множить зря слухи о небрежной работе кафедры в последнее время, привести всё в порядок и только тогда позволить Лидочке приступить к занятиям.

Сколько ещё таких Лидочек Максим забыл упихнуть в учебный план между третьим и четвёртым днём чумы? Сколько ещё проколов поменьше разгребать всему истфаку?

Страшно представить.

А Ройшу — нестрашно. Кафедра одним махом лишилась завкафа и замзафкафа, и Ройш, поморщившись для острастки, сам предложил свою помощь в сложившейся ситуации. С одним-единственным условием — все административные обязанности будут без лишних разговоров сняты с него, как только это станет возможным.

А до тех пор Ройш, так уж и быть, поработает и за Максима, и за Габриэля — и что-то подсказывало Максиму, что тот в одиночку справится лучше, чем они вдвоём.

По крайней мере, лучше, чем они вдвоём справлялись с мая.

— Не злись так на Ройша, — выдавил из себя совет Максим. — Ему сложно тянуть на себе всё сразу, но он освоится и станет адекватнее. Попробуй заглянуть завтра — вдруг передумает и всё сам подпишет?

Странный разговор — совсем бытовой, обыденный, тривиальный. Если оставить за скобками всё, что во время этого разговора происходит у Максима в голове, получится скучная сценка из жизни преподавателей — уволившегося и вернувшегося к работе.

Чтобы разглядеть за ней удаляющуюся поступь чумы, надо быть параноиком.

Так — правильно. Так и планировалось, так и договаривались между собой все участники со стороны Университета в день юбилея Первого Большого Переворота: ни единого слова об эпидемии тем, кто непосредственно не был в ней замешан.

Все следы — добросовестно замести. Всё, что замести нельзя, — затуманить полуправдивыми или вовсе ложными объяснениями. Ведь — как верно заметил в одной из своих статей покойный профессор Гуанако — «историография (в известной степени) является скорее искусством, нежели наукой».

Пришло время заняться искусством умолчаний и переиначиваний. Очевидно, так всегда и бывает, когда карты разыграны, соглашения подписаны и даже дрова для отстройки сожжённых деревень уже начинают мало-помалу подвозить.

Так всегда и бывает, так и пишется история. Людям, связавшим всю свою жизнь с истфаком, удивляться тут нечему.

Тем более что покойный профессор Гуанако всё про всех верно заметил в своих статьях. Давным-давно.

— Максим, давай выпьем, а? — неожиданно предложила Лидочка. — Я тут сегодня как раз для друга бутылку ликёра захватила — из ирландского виски с вереском и клевером. Друг пока перебьётся, а нам с тобой явно не помешает. Пойдём?

Так и пишется история — кем-то другим; а твоё место — пить ликер из виски и клевера, в меру собственных возможностей поддерживая официальную легенду среди тех, кто лично у тебя спросит о последних событиях.

Максим покорно поплёлся за Лидочкой.

Та сначала метнулась в сторону кафедры, но потом, очевидно, вспомнила о Ройше в завкафском кресле и решительно зашагала по лестнице на третий этаж.

— Ликёр отличный, — щебетала она. — У них весь алкоголь отличный, они так много и так весело пьют — я даже удивилась! С драками, танцами на столах, но главное — каждый вечер. Потрясающие люди, такие лёгкие, такие непохожие на прочих европейцев — совершенно очевидно, почему они сразу, как смогли, вырвались из-под гнёта Британии и переняли нашу идеологию и строй. Только у них ещё лучше, хоть и нехорошо подобное говорить. Вдруг кто из представителей власти услышит! — беззаботно хихикнула Лидочка. — Но правда ведь лучше: проще, безумней как-то, их прёт и прёт! Впрочем, мой дед говорил, у нас первые лет двадцать после Революции тоже было не как теперь. Но и в Ирландии уже давно не двадцать лет с образования Соседства, а они всё равно молодцы — это вам не бессмысленный юбилей Первого Большого! Я слышала, скучно вышло, только какой-то медицинской программой вроде донорской крови или чем-то типа того мероприятие и спасли. Донорской крови, ты подумай! Или там были анализы какие-то для будущих исследований…

— Анализы, — машинально ответил Максим. — Белковый синтез нового поколения, был сбор крови для банка образцов.

То есть для того, чтобы чума не пошла дальше.

Бедроградская гэбня — профессионалы. Прекрасно сориентировались в предлагаемых обстоятельствах.