Денис Осокин - Овсянки (сборник)

станем полностью синими? — предложил миша. станем. — кивнула либуше. и их стало не видно — ведь вокруг повсюду синяя земля и синий воздух. синие комнаты, города. и сердца живых — синие-синие. едем в город ивано-франковск через прут и чернэуць и роняем синие ресницы. либуше белункова с пыльным мишей тоже трясутся в таком же автобусе среди синего января, синих огромных сумок с синим мясом внутри. в киев — большой и синий — они не поехали. решили не ехать в синий могилев. в кишинев и калараш отправили синие подарки. всего не объехать. закончилась волынь — началось полесье. синего цвета меньше не стало. мозырь проехали и гродно. и не станет — даже когда приедем в вентспилс — на море латвии — и синее путешествие закончится. эта книга — самая таинственная.

когда синий цвет приобрел первые контуры литвы — либуше сказала что хочет в ветлугу — а миша вспомнил что собирался в уржум. город ветлуга на реке ветлуга. город уржум на реке уржумка. (есть еще город вологда на реке вологда — мы о нем помним.) это не сербское поморавье — а ветлужско-вятский край. кто упомянет эти два города всуе — будет есть хлеб со спорыньей и заболеет злой корчей. либуше сказала в ветлуге: если я умру первой — привези меня сюда. пыльный миша сказал в уржуме: похорони меня на здешнем кладбище. по улицам этих городов они катали друг другу стеклянный шар. пили дешевый кагор на подтаявшем льду обеих рек. целовались и мерзли. либуше и миша проживут долго. уржум и ветлуга — города не для смерти — а для жизни более чем: для жизни слишком хорошей — которой не будет и нет. разговоры о смерти приходят здесь оттого что точно так же как в случае румынского города рэдэуць — при одной только мысли об уржуме и ветлуге можно задохнуться от синего цвета — обволакивающего легкие и глаза. ты синяя синяя, любовь. ты такая синяя. а пчелино-желтой бываешь редко. синее абсолютно все. даже керосин стал синим. пускай — это ничего. это значит что мир печально-волшебен — а мы в нем печальные волшебники — и не изменится цвет. у либуше и миши на пальцах синие обручальные кольца. синяя веселка ботева где-то живет неподалеку.

на ветлужском автовокзале к пыльному мише и либуше белунковой поедающим бутерброды подошла какая-то девушка в синей короткой куртке. ну что сидим? — спрашивает. в латвию едем. — важно ответил миша. — на море. — встал и поклонился. позвольте представиться — пыльный миша — а это моя жена пани либуше белункова — мы из чехии из липниц. а либуше на это кивнула и быстро дожевала бутерброд. веселка ботева. — улыбнулась девушка и присела рядом с ними. вы где живете? — спросила либуше. да тут. — веселка махнула рукой. — во сколько у вас автобус? — давайте я вас провожу. давайте давайте. — обрадовался миша. — а автобус прямо сейчас. невидимый синий голос заговорил сквозь тоже невидимые но безусловно синие динамики: либуше и миша — пройдите на посадку — не забудьте взять сумки и сходить в туалет. все вокруг захохотали — а миша либуше и веселка торопливо вышли на улицу. ну до свидания. — шевелит губами веселка ботева с улицы глядя в автобусное окно. na shledanou. — нараспев по-чешски прощаются с ней миша и либуше. автобус дернулся и поехал сначала вниз по зимней улице потом наверх на мост через ветлугу.

— пела либуше на македонском. сидишь, любимая, на берегу вардара, белишь белое полотно, смотришь наверх, душа, сердце мое, йована, йованка… они с мишей шли берегом реки вардар и думали — как попали в македонию? ответа не было — была лишь уверенность в том что всё это верно — без македонского вардара их синее путешествие было бы неполным. снега нет — тепло. миша попил речной воды — а либуше помылась. я расскажу тебе о синей герцеговине и городе мостаре на реке неретве — отсюда это недалеко. — сказал пыльный миша раздетой либуше, которая вылезла из вардара — и закурил.

трое больных сифилисом музыкантов — скрипка аккордеон скрипка — играют песню. аккордеон сидит на земле; скрипка: лысый безногий карлик — привязанный к тележке двумя истертыми ремнями — тоже можно сказать на земле — сам размером со скрипку — катит огромные слезы по щекам — играет как больше чем бог; вторая скрипка стоит: черная небритая пьяная — на одежде сухая кровь — на щеках грязный пот — босиком. но это еще не вся труппа. артистов пятеро. в трех шагах от музыкантов — девушка в боснийских шальварах грязно-белого цвета — под шальварами ничего нет и это отлично видно — выше пояса девушка голая — черные волосы за плечами — бог велик — он знает откуда родом эта девушка как ее зовут и где ей жить после смерти — руки она держит над головой как бы кругом. прямо напротив девушки — слегка присев — опершись ладонями на собственные колени стоит мальчик лет пятнадцати — он единственный в высокой черной овечьей шапке — и дует на девушку — дует неимоверно надувая щеки — дует со всей груди — дует до черных слез на пыльных щеках. девушка от этих его выдуваний прогибается то в одну то в другую сторону — гнется — едва стоит — она тонкая — где ей устоять — груди ее встряхиваются, катаются, глядят в упор — а собравшиеся вокруг рычат от радости и швыряют деньги в музыкантов и в пыль под ноги девушке и в саму девушку куда ни попадя с такой силой — что иной из этих бедняг так и вскрикнет от удара монеты по лицу.

— поет дурным голосом аккордеон — он сидит на земле — карлик глядит на солнце и плачет — груша клонится куда ни подует ветер — на ней всего две груши — так и должно быть. песню им не дают закончить: когда намечается конец — в них летят деньги камни и проклятия — аккордеон повторяет каждый куплет по три раза — мальчик бледнеет — песня повторяется не менее десяти раз — я знаю наверняка, можно и не понимать язык — после того как песню удается закончить все пятеро ложатся на спины в пыль — но и это не конец — это чистая правда — клянусь своими глазами — клонится груша под сильным ветром — все — все болеют сифилисом — все здесь стаканами хлещут уксус — герцеговина — неретва — мостар — осень — 1970 год.

белое море — скалистые острова. город онега — набережная. либуше белункова молчит — и пыльный миша молчит — звездчатый скат плывет подо льдом онежской губы белого моря.