Денис Осокин - Овсянки (сборник)

а кандалакшская губа хоть и тоже замерзла — но ее вскрывает синий ледокол чтобы не прекращалась синяя навигация. пыльный миша и либуше белункова по-прежнему молчат — глядят на синий след от ледокола своими синими глазами. на мише синяя капитанская фуражка — а у либуше маленький нос.

асеновград звониград смолян момчилград крумовград подкова златоград бачково гоцеделчев велинград благоевград видин михайловград тополовград шумен пазарджик нови-пазар марица разград пловдив свиленград черковица русе исперих силистра тырново габрово тырговиште радомир елена петрич ботевград стара загора мельник мадара плиска преслав никопол ой сливен

мы где? — удивился пыльный миша. похоже где-то в россии. — задумчиво ответила либуше белункова. они стоят посреди болот перед низким деревянным домом с коричневой дверью с вывеской ‘ул. луговая 1’. у воды осока и камыш — в воде извиваются пиявки — на воде качаются утки. мелкие болота — мелкие дома. где-то впереди в конце заболоченной улицы — кучи песка которые ровняет трактор. скоро здесь ничего не будет. — понимающе сказал миша. ага. — согласилась либуше белункова.

ой-ой! — кричит пыльный миша. ай-ай-ай-ай! — отвечает ему либуше белункова с соседней вершины в синих горах бырранга на синем холодном таймыре. они стоят в этих самых северных самых одиноких горах — под ногами у них вся земля весь мир — впереди только синие киты и синие касатки — синий ветер все дует и дует. они уже ничему не удивляются. не удивляются тому что что-то им постоянно мешает просто и прямо достигнуть латвии.

такую песню сочиненную еще в кандалакше пел миша для своей либуше — когда их здорово закоченевших увозили из таймырских гор два синих пилота на синем вертолете в дудинку.

давай заодно и здесь все посмотрим. — сказали одновременно либуше и миша когда уже из дудинки летели строго на запад. и они посмотрели место где вырывается в небо упругий нерв земли, где головы людей не выдерживают натиска силы — ломаются как спички, где серый шершавый урал ныряет под океан и кричит пронзительно.

в пригородах буды — кроты и лисята. важные венгры с ружьями и охотничьими собаками. вот например идет бассет с перепачканными болотной грязью лапами. афишные тумбы всем сообщают что будет рисованный фильм про мальчика — он везде путешествовал и кого-то искал, а когда грустил — прятал лицо в коленки — и играла музыка. почему так сильно ветер дует? маленький пыльный миша сидит со своей подружкой на тротуаре на крышке люка и шепчет: либуше милая…

и они пошли в тот самый кинотеатр посмотреть цветную историю о венгерском или югославском мальчике лукаше или милоше который носил колпак — плавал на плоту — ночевал под деревом — пел и плакал. этот разноцветный фильм оказался совершенно синим — но от этого только выиграл. музыка очищенная от других цветов под которую плакал мальчик заменяла каждому зрителю душу — становилась вместо нее. наши синие миша с либушей вышли из кинозала зареванные. а ведь история не была особенно грустна — и все хорошо закончилось — все дело в синеве. уедем отсюда — уедем из буды, миша. — твердила либуше отчаянно. у миши тоже дрожали губы. не разбирая дорог они шли всю ночь и утром вышли из венгрии — перешли словацкие синие карпаты — и снова попали в польшу.

зачем мы так бежали бежали? — миша с либушей сидят на старом городе у краковского барбакана. — ведь вроде таким хорошим был тот венгерский фильм. рядом с ними трое людей из боснии играют какую-то дикую синюю музыку. один из них — карлик на маленькой тележке с поцарапанной скрипкой в руках — безногий — размером со скрипку. миша видит его и легко бледнеет — но это не заметно. все ходят вокруг и целуются — студенты ягеллонского университета угощают пивом студенток — в старом синем городе кракове наступила весна.

пшы улицы пётрковскей спацэровалищьмы разэм з колегами пшэз цалэ вёсэне дне. розмавялищьмы о паненках о милощьчи — пилищьмы дужо алкохолю — щеджелищьмы в кавярнях — щьпевалищьмы глощьно пёсэнки польске, росыйске, румуньске, финьске и навэт немецке. ледве не зостали забрани на полицйе — але мелищьмы шчэньщьче: полицйаньчи пшэбывали в добрым хуможе. виджелищьмы мишэ ораз либушэ — тэж там лажили и робили не вядомо цо. правдоподобне спацэровали рувнеж — так само як мы. луджь — то ест пенкнэ място о колёже гранатовым. но то до видзэня паньству. на раже. чэщьчь!

сесть в варшаве на синюю железную линию в синюю трехвагонку и ехать один синий час. купите синие билеты — дышите спокойнее. на станции коморув придут контролеры — и наступит март. гродиск-мазовецки пахнет аптекой, слабостью весны, пробитыми телефонными картами. для миши с либуше город вполне подходящий. не снять ли комнату за миллион двести злотых? — с хозяйкой, у которой трое подростков-детей, коробка цветных деталей от радио и ни одной кровати. можно даже в магазин зайти и подарить по банке олив грудастым польским школьницам — идущим в зеленых куртках всеми улицами одновременно — по пятеро и всемером. либуше белункова идет без шапки и слегка прихрамывает — а пыльный миша любуется привокзальной частью гродиска-мазовецкого — покупает зонт и сдает багаж.

странное путешествие. — сказала либуше. ничего странного. — пыльный миша счастливо улыбнулся. — мы проведали начала любви. мы чехи — и помним где она начиналась. а уж потом эта любовь выросла — обняла весь клюквенный север — и монгольского песчаного червяка олгой-хорхоя — и острова тонга с толстым добрым королем в очках. не очень-то ясно — но чудесней и не может быть. либуше с мишей вполне согласна: да — вот и моя подружка — кукурузная аничка из незнашова — прислала на днях открытку и пишет что очень за нас рада. с варшавского почтамта они послали веселке ботевой чешско-русский словарь и русско-румынский разговорник. а на следующий день получили от нее в подарок две синие ночнушки. на улице копиньской либуше и миша зашли в цукерню и попросили пончиков. говорили они на чешском — поэтому все вокруг смеялись громко но с нежностью. а миша ворчал: nemluvime polskou.