Денис Осокин - Овсянки (сборник)

над чударинями летит самолет. командир экипажа если бы знал из-за чего так толпится народ и пугала — и соседние пугала по полям в чударини бегут — отдал бы приказ немедленно садиться!

визма-конкордия-путнубедеклиня-истинная получила не один флакон лавандового освежителя — а сразу три. от пугал-мужчин. от людей. от птиц. два уже выпила. теперь поет:

зимняя латвия — это фотография женщины и мужчины. мужчина стоит — женщина сидит на его плечах. на обороте написано:

tu runā — ziemassvētku pasaka. es runāju — anemoni.

mēs domājam par mūsu notikumiem vienādi būtībā.

ты говоришь — рождественская сказка. я говорю — анемоны.

мы думаем о наших событиях одинаково в сущности.

так считают все как один латвийские огородные пугала.

а ты кто такой? — спрашивает пугало у маленького зверька — похожего на слепыша и на крота — но с шерстью красно-желто-зелено-фиолетового оттенка. небо сегодня высокое — на дорогах тепло. зверек идет и идет — куда-то в сторону бензоколонки у дороги на жейкари. я златокрот. — отвечает и кланяется. а что наша упитская волость — пустыня намиб? а речка вот эта не кухва — а конго? — пугало глазам не верит. златокрот пожимает плечами — извиняется — говорит что торопится — и скрывается за поворотом. пугало смотрит то ему вслед — то себе под ноги — то в небо. думает: нет — определенно с началом этой зимы мир сошел со своих катушек. воздух переполнен нежностью. рождаются чудеса. протяжно-протяжно. слезно-тепло. не больно. тревожно немного — ну что ж!

пугало повстречавшее златокрота — право. лишь немного ошиблось — только в одном: все еще удивительнее! — и куда более странно… шкилбенское пугало в белом свитере подружилось с поползнем. как такое понять? все остальное понять еще как-то можно!. даже явление огородной девицы в соседних чударинях… но шкилбени затмили всех. сначала то пугало к поползню презрительно присматривалось — стояло у ствола и обзывало всяко. а вскоре их стали замечать вместе… ты аккуратненький — и снуешь. — говорило пугало. ты тоже очень хороший. — поползень пикал. и многие это слышали. мне нравится зимняя рыбалка. — рассказывало пугало другу. — только не ради рыбы — я люблю бурить лед — опускать веревку в воду — и ждать — вдруг кто-нибудь ухватится за нее! — и мы на него посмотрим. а еще — если неглубоко — в лунку можно увидеть щитников!.. (щитники — это такие хвостатые треугольники. если б они были размером с дом — были бы наилучшим воплощением конца света. но взрослые щитники — с двухлатовую монету…) пугало с буром, с веревкой на шее и с поползнем на голове медленно движется по замерзшей реке. вот остановилось — бурит. вот они щитники. — шепчет-шепчет — приглашает поползня посмотреть. щитники лежат на дне и покачиваются от течения. не оторваться! — ну и вид у них! а теперь пошли на русло — к самой большой глубине. там и веревку спустим. — пугало бережно поднимает поползня под белый живот с края лунки — прижимает к сердцу. они бурят новую лунку на самой середине реки. пугало опускает свою веревку. садится. они молчат — любуются — ждут. за веревку никто не дергает — но все равно интересно — все равно волнение! так проходит световой день. а на его исходе веревку что-то тронуло. пугало тащит тащит — что-то маленькое! — что-то есть! поползень в лунку чуть не прыгает. оказалось — стрекоза-брошка. стеклышки на крыльях в основном зеленые — но есть и прозрачные как вода в ручье. отцепляя иголку пугало принимает несколько равнодушно-бывалый вид. хотя никогда еще раньше ничего на веревку ему не попадалось. протягивает поползню: возьми себе — обо мне память.

в ночь на первое марта алма не спала. стояла, сидела на зеленом балконе — смотрела на спально-квартальную ригу — как гаснут а потом зажигаются окна в домах. с рассветом собрала сумку — поймала такси — приехала на вокзал — купила билет — ступила в вагон — и поехала в вишки. по обе стороны от поезда голубел снег — но зима все равно уходила.

огре — лиелварде — яунелгава — айзкраукле…

в плавинясе пересела на автобус идущий в дзелзаву.

вышла в любане — оттуда до вишек километров пять.

было почти что двенадцать дня.

алма шагала полем.

берегом белой айвексте.

от показавшихся яблонь вишек

слышалось пение и шум.

ах как бы хотелось сейчас собрать всех вместе! и девицу сороку — и агриса с юрисом — и марту-мартышку с песчаным медляком — и трухляка валентинса!.. селенитового бегемота летающего вместе с совами и с доброй хозяйкой своего магазина!.. медведку и лося и златокрота и поползня!.. счастливых несчастных элеонор с мастерами своими и мастерицами!.. пассажиров поездов стучащих латвией и выезжающих из нее — машинистов и кондукторов!.. сурчиху с аромалампами!.. гениальную алдоню с валмиерского бульвара!.. чуткую ольгу!.. грустную риите с сыном!.. бодрую майру — которой не больно давно!.. писателя с метеорологом!.. их жен!.. юстину ремигаса и фелицию!.. визму-конкордию и саусу баранчиню — они бы подружились!.. вазу-костюм похорошевшую от молока и поцелуев!.. айзелкшнинских полицейских!.. всех-всех огородных пугал — ноябрьских декабрьских январских февральских — с обоями, шпротами, бурами, шарфами, расческами, фенами, лавандовыми и хвойными освежителями и спиртом — с приятелями и подругами!..

но на границе вишек под мерзлыми яблонями было только одно огородное пугало с барабаном. колотило в него и пело — пытаясь на разные голоса собственным охрипшим — не ожидая увидеть сейчас даже алму — двадцатисемилетнюю хозяйку хутора приехавшую вдруг из риги.

куплетов в песне всего лишь три. но пугало пело пело.

алма поставила сумку в снег. сказала: