Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта

– Кто?

– Ну, похоже, убитый.

– Кто убитый, где?

– Там.

Шоша терпеть не мог чего-то не понимать. Он, конечно, сначала позвонил в милицию. Ему ответили странно:

– Знаем.

– И что, если знаете? Ничего делать не надо? – закричал Шоша.

– Сделаем, не беспокойтесь.

Вот и весь разговор. Пока они сделают, от ресторана ничего не останется.

Шоша был храбр.

В нем жил дух предков, привыкших защищать свое жилище, а ресторан был для Шоши почти домом – он здесь дневал и ночевал.

Поэтому он, не дожидаясь, пока выломают дверь, открыл и вышел.

Охранник тут же предательски запер дверь изнутри, мысленно оправдывая себя тем, что никогда их не любил, а работал только из-за денег.

Шоша вышел, оглядел людей, увидел в сторонке женщину с юношей на руках, поднял руку. Надо начинать разговор, а там, по ходу разговора, будет видно.

– Здравствуйте! – громко сказал Шоша.

Толпа ответила свистом, криками, оскорбительными словами.

– Не надо кричать, все решим, – сказал Шоша.

– Что ты решишь, ара? – крикнули ему. – Человека убили!

– Он не ара, он азер! – поправил кто-то.

Этнографический спор мог затянуться, но Йогурт крикнул:

– Прекратите оскорблять по национальному признаку!

– Оскорбляйте по какому-нибудь другому, – подхватил Вилька, он же Вилен Свободин, человек известный в молодежной среде, в Интернете, его приглашали на телевидение, в известную комическую передачу, но, как уверял Вилька, испугались конкуренции, потому что он еще до начала записи довел своим юмором до истерики осветителей, операторов, режиссера, публику в студии, гримерш и костюмерш и даже самого ведущего, который, икая и утирая слезы, сказал: «Иди отсюда!»

Все одобрительно зашумели, увидев, кто с ними.

– Мы к этому не имеем отношения! – кричал Шоша.

– А кто милицию вызвал?

Вот оно, спасение, тут же понял Шоша. Как сказал охранник, кто тут был? Шелкунов был, Челобеев, Дуплянкин, Маркин. Но Челобеева, Дуплянкина и Маркина могут не знать, а вот Шелкунов известен всей стране. Он ведь мало что совладелец ресторана, он всей страны совладелец, можно сказать. Опасно на него сваливать? Да, опасно. Но, во-первых, почему сваливать? Это правда! Во-вторых, Шоша всегда может отговориться тем, что не сдавал Шелкунова, а, напротив, защищал его имущество.

– Шелкунов тут был! – закричал Шоша. – Он и вызвал!

– Какой Шелкунов? Тот самый?

– А какой же еще!

Толпа зашумела, словно обрадованная этой новостью. И правда, одно дело – взять штурмом провинившийся ресторан, другое дело – выступить против власти в лице Шелкунова. Это серьезнее и масштабнее.

Но у многих в руках были столбики от перил. Руки зудели, бросить столбики просто так на землю не хотелось, это скучно, это не завершает действия. Поэтому кто-то не стал сдерживать себя и швырнул-таки в стекло. Оно с великолепным звуком треснуло, но не разбилось. Тогда стали бросать все. Общими усилиями разбили несколько окон, после чего стали отходить к дороге, чтобы направиться…

А, собственно, куда?

Вопросом этим задавались многие, но неизвестно (и до сих пор не выяснено), кто дал ответ.

– В Кремль! – таков был этот ответ.

– В Кремль! – с охотой подхватили все.

– На Кремль! – еще раз завопил кто-то.

– На Кремль! – подхватили другие.

Казалось бы, какая разница – «в Кремль» или «на Кремль»? Но разница, конечно, есть. Недаром же братская наша самостийная Украина так борется за изменение правил русского языка в свою пользу и настоятельно требует, чтобы говорили «в Украину», а не «на Украину». Не только потому, что с «на» получается обидное географическое значение, а не государственное, как у острова или полуострова: «на Борнео», «на Кубу», «на Ямайку», «на Сахалин», а хотелось бы, чтобы как «в Англию», «в США», «в Аргентину». Но есть еще в предлоге «на» опасный призвук нападения. «В Украину, в Кремль» – как бы в гости, на экскурсию. А «на Украину, на Кремль» – это уже не в гости, это совсем другое [1].

Итак, в одну минуту из-за стилистической небрежности одного из кричавших смысл акции коренным образом изменился.

На Кремль.

Милиция, вызванная Шошей Коркия, прибыла, но увидела, что ее сил не хватит. К тому же она не понимала, в чем дело. Вызвали для подкрепления различные части специального назначения.

Они поступили просто: перегородили улицу живой силой, то есть самими собой, считая, что этого достаточно. Все-таки двойной кордон со щитами не так-то просто пройти и оттеснить.

Технику, то есть автомобили, решили пока не задействовать, и это была ошибка.

Толпа, подошедшая к омоновцам, примолкла.

Тамара Сергеевна была где-то в глубине. Ее пропустили вперед, и она пошла.

Она пошла на омоновцев, не ожидавших этого. А за нею двигались люди.

И вот Тамара Сергеевна подошла и, не останавливаясь ни на секунду, шагнула на щиты, словно не замечая их, наблюдая только за тем, чтобы ее сына не потревожили, не задели. И ряды раздвинулись, и омоновцы, стараясь не глядеть на мертвого юношу, лежащего на руках матери, разошлись в стороны. Потом пытались сомкнуться, но было уже поздно: в брешь просочились другие – и всё расширяли проход. Прискакал на горячем военном джипе какой-то чин, начал кричать на того, кто руководил здесь действиями. Ему ответили невежливо.

Тогда дэпээсники со всех окрестных улиц стали заворачивать сюда машины. Мгновенно образовалась пробка. Была надежда на то, что демонстранты попортят машины, а некоторые вскочат на них ради хулиганства, но в толпе уже образовались направляющие и руководящие центры, не допускавшие эксцессов. Люди осторожно обошли машины и двигались дальше, сумев таким образом вылиться на широкий Ленинский проспект. Именно в его окрестностях все началось, а на нем продолжилось.

Тогда в том месте проспекта, где по сторонам один к другому лепились сталинские тяжеловесные дома и не было обходных путей, а подворотни легко перекрыть, решили поставить заслон уже серьезный: тут были и грузовики, и всяческие омоновцы со спецназовцами, и ушастые стриженые милиционеры-новобранцы с цыплячьими шеями, оживленные – им нравилось, что сегодня отменили классные занятия, строевые подготовки и скучные патрулирования, бросили наконец на настоящее дело.

А толпа росла на глазах. И чем дальше от Тамары Сергеевны, тем больше менялись версии происходящего. На расстоянии примерно двухсот метров сложилось твердое мнение, что хоронят молодого человека, которого четыре дня назад сбил на своей спортивной машине стоимостью в миллион долларов сын Шелкунова (и скрылся при этом), поэтому мать и решила, прежде чем похоронить своего сына, показать Шелкунову дело фактически его рук, он ведь отмазал сына, которого спешно заменили каким-то рецидивистом, пообещав ему сократить двадцатипятилетний срок до восьмилетнего, и он с радостью взял вину на себя. То, что он в это время находился в тюрьме, в расчет не принималось.