Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

Я колотила по клавишам, едва разбивая мысли на абзацы. Моя подвыпившая «троица» забыла про меня. Ни кофе, ни коньяку так и не принесли. Блинчики с фаршем заплыли подсохшей сметаной… Я не знаю, сколько времени просидела за столиком, мой ноутбук держит батарейку около трех часов…

«…Действительно, как только по совету Яна я избавилась от догм, суфизм обрел для меня еще большую привлекательность. Он не пропагандирует отшельничество, называя его лишь «эпизодом» в развитии сознания, позволяющим оттачивать чувства и интуицию. Я вполне допускала такие «эпизоды» и в своей биографии, когда из каменных джунглей уезжала на Валаам и жила собирательством кореньев и ягод в лесу, поправляя нравственное здоровье и объединяясь с Космосом. Я могла бы жить там вечно, спасаясь от суетного мира, но мне хотелось экшна, деятельности, в которой я смогу реализоваться. Отсюда и мои профессиональные изыскания: сначала журналистика, потом пиар и политическая пропаганда — те сферы приложения, в которых творчество соседствует с просветительской или, наоборот, одурманивающей деятельностью, дающей в конечном итоге силу и власть. Сила и власть — по сути, заменители любви, более доступные в метафизическом смысле, поскольку являются свойством одной личности, а не эгрегором, создаваемым только в паре. Как атом благородного газа аргона, обладающий нулевой химической активностью — вспомним уроки химии, — то есть неспособностью к объединению с другими атомами, я не могла найти себе пары. И все, что мне оставалось, — сублимировать поток сексуальной энергии в социально приемлемые формы — работу, творчество, а также медитации и йогу.

Итак, я подошла к раскрытию еще одной стороны моей мятежной души — жажде действия. И это также увидела в суфизме, который представляет собой любовь к Богу в деятельной, а не пассивной форме. Ценность единения с Богом, считает тот же Идрис Шах, достигаемая через погруженность, признается суфиями только в том случае, если человек, достигший этого состояния, сможет потом вернуться в мир и жить там в соответствии со своим опытом, передавая его преемникам и последователям.

В какие-то моменты «собирательства» в районе Ладожского озера я насыщалась идеями деятельности, направленной на просвещение и помощь близким, но жизненная рутина быстро сбивала эту спесь. Возвращаясь в свое царство асфальта, стекла и бетона, я избавлялась от иллюзий, оказываясь в круговерти затхлого офисного существования. Я опять занималась организацией массовых мероприятий и написанием концепций персонального имиджа для политиков и бизнесменов. Процесс жизни опять замещал поиски смысла…».

В уездном кафе сидела совсем не блистательная, усталая и постаревшая женщина, которой надо вернуться к себе. Это была я. Мне многое предстоит сделать и многого достичь. Начать с чистого листа или продолжить уже начатые главы жизни… И не обязательно носить платок, чтобы скрыть свою сущность, — батюшка на исповеди и из-под платка увидел пучину в моих глазах.

Я вспоминала все эпизоды сегодняшнего дня — женщину, которая просила на операцию для сына, мальчика-зверя, покусавшего прихожан, безобразную драку у алтаря, бабку, которая спрашивала: «А ты больна»? Копию иконы «Ветхозаветная Троица» Андрея Рублева, оригинал которой хранится в Третьяковке… И я думала, что есть церковь и есть Бог. И не была уверена, что я хочу такого посредничества.

Я поняла — не было во мне никакого демона. Точнее, не было «подселенного». Было и осталось — двойственность моей души, стремление вверх и тяга в преисподнюю, азарт, который заставляет проживать слишком яркую жизнь. Этого не прощают…

Да, я спала. Несмотря на всю свою гламурную и наполненную событиями жизнь, я спала. Дремали все мои инстинкты, творчество, вдохновение. И даже самый важный из инстинктов — сохранение себя и плода чрева своего… Я просила: «Яви чудо исцеления моей души», но не получила или не прочувствовала его. Слишком «забиты» все каналы. Не струится по мне божественный свет, далека я от благодати.

Я не исключаю, что мои амбиции требуют индивидуального подхода к Богу. Я хочу общаться с ним напрямую, без посредников. Дайте мне телефон Бога!..

…И это все я, которая говорила: «Бог знает», а потом вывернула всю конструкцию наизнанку, поставив на первое место Черта, дабы не поминать при Дамире всуе… О какой благодати я могу говорить?..

Я села за написание этой повести. Без всякого Мефистофеля. Может, поэтому она не станет бестселлером? Но мне не нужен бестселлер, я просто хочу разобраться в том, что ЭТО БЫЛО и что будет со мной, когда ЭТОГО УЖЕ НЕТ. Мне придется жить с отравленной мечтою душой, но это лучше, чем утратить душу. Ведь таким, кажется, и был их конечный замысел.

Мне не досталось, как Булгакову, библейских персонажей, но мои персонажи достойны самого бойкого пера. Следы на песке смывает прибой. Вода смывает все следы — и отражение прошлых бурь, прошлой любви, ушедшей мечты, нерожденных детей…

Итак, я поняла, что пишу повесть. О своей жизни. Только начинаю ее с конца. Чем еще заниматься в бывшем Загорске за столиком кафе, когда ни один мужчина больше не смотрит в мою сторону?

«Борьба между черными и белыми силами пришла к мировому соглашению. Мне удалось выпрыгнуть из ситуации — оказаться над «блюдечком», которое со стремительно нарастающей скоростью вращалось вокруг меня. Возможно, это война продолжится, но уже… без меня… Новый герой или героиня окажется в центре, балансируя между центробежной силой и центростремительным ускорением. Я ухожу, чтобы жить, а не воевать…» Так должна закончиться моя история. Фактически я уже обозначила пункт назначения.

Чтобы сохранить файл, мне надо было придумать название. Как назвать? Страх? Мир без иллюзий? Майн кампф? Ко мне возвращается чувство юмора… Я назову его ТРАКТАТ. Трактат о простых вещах. Не броско, зато честно. Кажется, жизнь подарила мне новый сюжет для давно не обновляемого блога. Но чтобы заполнить все «дыры» в повествовании, мне еще предстоит провести расследование и задать ряд вопросов, на которые пока не могу найти ответа. И вот перечень лиц — Брусникин, Ян, Дамир. Или в другой последовательности — Дамир, Ян, Брусникин. Потому что Брусникин должен быть последним, к нему я должна прийти, когда у меня будут ответы на главные вопросы, и все свидетельские показания. С него начиналась эта история. А первым будет Дамир.

Моя жизнь состоит из двух половин: первую я тебя ждал, вторую я тебя помнил.

Хорошо, что чужие воспоминанья вмешиваются в твои. Хорошо, что некоторые из этих фигур тебе кажутся посторонними. Их присутствие намекает на другие события, на другой вариант судьбы — возможно, не лучший, но безусловно тобою упущенный. Это освобождает — не столько воображение, сколько память — надолго, если не навсегда. Узнать, что тебя обманули, что совершенно о тебе позабыли или — наоборот — что тебя до сих пор ненавидят — крайне неприятно. Но воображать себя центром даже невзрачного мирозданья непристойно и невыносимо.