Роман Сенчин - Московские тени

Конечно, прибежала жена, начала:

– Ты что ей наговорил?! Зачем? Она там в истерике! Ехать хочет! Она же выпила… До первого столба!..

– Садись, пожалуйста. Сядь. – Сергеев чувствовал в себе недобрую, но необходимую твердость. – Ну, присядь.

Жена присела.

– Что?

– Давай поговорим.

– Давай Наталью успокоим. Скажи, что пошутил, извинись.

– Нет… Давай поговорим.

– О чем? – В ее голосе послышалась тревога.

– О жизни. О нас. Нам ведь есть, о чем поговорить. Ведь так?

– Да, наверное. И что?

Сергеев усмехнулся. Протянул ей бутылку.

– Каплю выпьешь?

Жена приняла, но увидела, что это водка, возмутилась:

– Ты сдурел? Я же ребенка кормлю!

– Ну не зли-ись. От глотка ничего не будет. Так, чтоб поговорить.

– Иди лучше спать. Завтра поговорим.

– Нет, – вздохнул Сергеев, – только сегодня. Видишь, ночь какая, и вообще все одно к одному… – Глотнул сам, уткнулся носом в колбасу, занюхал. – Это трудно выразить, но как-то… Не так как-то жизнь идет… То есть… То есть, с одной стороны, все нормально, благополучно. Слава богу. А с другой… Я сижу и думаю, вспоминаю… Полезно вот так подумать на воздухе, ночью… Столько всего приходит… И страшное тоже…

Жена не перебивала. Смотрела и ждала. Уж лучше бы перебила.

– Я вот маленьким был когда, кашу эту ел манную и думал – ну ладно, поем, а когда вырасту, ни за что не буду. Буду мясо есть, картошку, яблоки. Твердое буду есть, как взрослый… Стал – ем мясо, картошку, а жизнь… Понимаешь, сама жизнь как каша стала. Такая разваренная вся, как в детстве. Ни крупинок, ничего – зубам не за что зацепиться. Однородность течет. И что? И куда это все?.. Ну вот… Понимаешь?

Жена промолчала. Сергеев поставил бутылку. Потер виски. Уже совсем с трудом, жалея, что вообще начал, заговорил дальше:

– И вот думаю, как бы так сделать… Чтоб крупинки какие-то. Сюда ехали, думал – вот, крупинка, почувствую, а оказалось… Ты в походы ходила, рисковала там… байдарки, сплавы. А у меня-то не было. Я даже плавать не умею. И на коньках не умею. Хм! И машину водить не умею, и… Ты вот ругаешься, что свет в прихожей не горит, а я не разбираюсь в электричестве. Не умею… Вообще, если разобраться, ничего я не умею…

Замолчал. Захотелось услышать от жены раздраженное: «Ну так электрика нужно вызвать, в конце концов!» Но она не сказала. Она сидела рядом и ждала.

– Страшно становится, – снова вздохнул Сергеев. – Да. Сама посуди, сколько я еще там проработаю? Года три в лучшем самом случае. Где ты видела пожилых консультантов в магазине одежды? Я лично не видел. Уволят, а дальше? И куда?.. Да и эти тысяча двести долларов… Копейки на самом деле. За квартиру отдаем половину… И ничего хорошего ведь на горизонте. – Он говорил, а мысленно просил жену: «Перебей, поспорь… Перебей!» – Снимаем эту двушку, но… Что через пару лет будет? Сане нужна своя комната, Дашке тоже потом… И вот… Задумался, в общем, и страшно стало. Полнейший тупик какой-то. Ищу, думаю, а ведь без толку.

Сергеев поднес бутылку ко рту.

– Перестань ты пить, – раздельно и брезгливо сказала жена. – Хватит! Что, окончательно решил все испортить?

– Да ничего я не решил…

– А ты знаешь, как я каждое утро встаю? С каким ужасом? Ты вот сейчас, а я каждый день об этом думаю. – Жена повышала голос с каждой фразой и вот уже кричала: – Ты хоть из дому выходишь, хоть что-то делаешь, видишь кого-то, а я постоянно – там, там, там! У меня тоже были планы на жизнь, я тоже что-то сделать хотела. И – получила! Тупик, оказывается! Спасибо! Спасибо, Никита Юрьевич! И обязательно сейчас надо, когда и так все рушится.

– Что рушится?

– Что? – все! Не видишь, какие все?.. Оказывается, и муж тоже…

– Перестань, я же…

– Нет, это ты перестань! Что ты предлагаешь тогда? Что? Перед тем как Дашку делать, надо было эти вопросы задавать. И – себе, себе! Понятно? Сказал бы: нет, я ничего не умею, будущего нет. Все. А теперь ты что предлагаешь? Что?.. Говори!

Он никогда не видел жену такой. Видел иногда слабой, плачущей, жалкой даже, но чтоб так… Этот металлический голос. Казалось, и по роже дать может… Сергеев, досадливо и устало кряхтя, вытряхнул сигарету из пачки.

– Спасибо тебе, Никита, ободрил, муженек.

– Не называй меня «Никита».

– Х-ха! Что?.. А как тебя называть?

– Не знаю… Не могу больше слышать… И в магазине целыми днями: «Никита, посоветуйте. Никита, скажите». Как по зубам напильником… Не могу больше.

– Приехали. Да-а… Может, ты вообще жалеешь, что женился, что дети? А? Помнишь, я перед загсом тебя спрашивала, как мы будем? Помнишь? И что ты мне ответил тогда?

– Что?

– Ой, молодец! Молоде-ец! – Жена вскочила. – Учти, я рыдать не буду. Нет. И истерик устраивать, умолять. Я придумаю. И с детьми все будет прекрасно. Ты понял? Не хочешь мужем быть, тяжело для тебя – пожалуйста! И давай решать тогда.

– Да я же не в этом смысле!

– Я других смыслов не понимаю. Я от своего отца никогда соплей не слышала. Было трудно – он на двух работах работал. И машину купили, и за кооператив платили. А тут… Тупик у него.

– Ай, ладно. – Сергеев сделал большой глоток водки. Шумно выдохнул, помотал головой.

– Пей, пей. И так пивко каждый день. Понятно, тяжело ему… Давай, спивайся.

– Все, замолчала!

– Нет, не все! Не все! Ты хвалишься, что Дашка слова умеет… Ничего хорошего – это из-за слабой нервной системы. Я говорить не хотела… И это из-за тебя…

– Да-а уж…

– Да. Да! Ты такую атмосферу создал…

– Уху.

– Не ухукай.

Кто-то протопал по двору. Пискнула сигнализация Натальиной машины. Поскрипело, хлопнуло. Завелся мотор, включились фары.

– Наталья уезжает, – внешне уже спокойно сказала жена. – Иди извинись перед ней. Из-за тебя ведь.

– Опять из-за меня. Нет, я все правильно сделал.

– Она же пьяная. Останови ее!

– Нет.

– Ну, смотри – если что, на тебе ведь будет! Учти.

Сергеев продолжал сидеть, и жена не выдержала, ушла. Наверное, Наталью останавливать – успокаивать, уговаривать, объяснять, что Сергеев пьяный идиот… «Ну и пусть. И хрен с ними со всеми», – говорил он себе, и от этих слов становилось так, как бывало, когда на целый день оставался один в квартире, целый день принадлежал только себе.

Скрючился на чурке, положил на колени голову, накрылся руками. Принял удобную позу. Закрыл глаза.

Проснулся. Или очнулся. Почувствовал, что закоченел. Даже разогнуться сначала не смог, тело стало как деревяшка. «Вот так и замерзают во сне!» Поднялся и стал притоптывать, поднимать и опускать руки. Голова была тяжелая и валилась с плеч; казалось, вся кровь в нее стекла, и сейчас она лопнет… Осторожно, неуклюже, как дрессированный медведь в цирке, побрел к дому.

Оттопыренные карманы куртки мешали, и Сергеев выбросил в траву колбасу и бутылку. Даже не проверил, осталось в ней что-нибудь или нет. Бутылка попала на что-то железное и разбилась. «Завтра осколки надо собрать, – велел себе, – Саня лазит везде… А машина стоит, – отметил. – Да и куда ей деваться?»