Синтия Роджерсон - Я люблю тебя, прощай

Помогите, кто-нибудь! Снова абрикосовый — будь он проклят! — кабинет Ани. Кошмарный месяц… вернее, несколько последних месяцев, — и все же вот мы и снова здесь. Сидим в тех самых креслах, что выбрали еще в первый раз. Мы — порождение привычки, но отчаянно стараемся отказаться от привычки брака. Жить — значит меняться, но меняться больно. Может, к этому все и сводится.

Если так подумать, жизнь здорово смахивает на школу. Твой муж или жена, мать или отец, подружка или друг, который обожает командовать, по сути, каждый из них — твоя учительница, а ты сам сидишь в обмоченных штанах и боишься признаться. А завтра ты снова притащишься сюда, потому что таковы правила.

Мы и пришли, хотя лично я, наверное, предпочла бы подтирать чужую блевотину. Одно радует: Аня сегодня явно не в себе. Вся красная, напряженная. Подалась вперед, руки нервно стиснуты. Интересно, ждет ли меня дома ответ Альпина? Прочел он мое письмо или нет? Что-то он сейчас поделывает? Как это у нас снова закрутилось. Я ему пишу: Ты здесь? И он в ту же минуту отвечает: Да! Господи, да!

— Ну, рассказывайте, как дела? — приступает Аня. — Гарри?

Она всегда с него начинает.

— Чудесно, просто чудесно, знаете ли. Работа, которая вынимает из тебя душу. Сын, который только мычит в ответ. Вечером состряпанный на скорую руку ужин, дешевое спиртное, телевизор и койка с ледяной женушкой. Восхитительный месяц. — Все это Гарри выкладывает с убийственной невозмутимостью. Надо отдать ему должное. Я и сама в этом деле мастак, но Гарри по части сарказма — профи.

— О боже… — тушуется Аня.

Меня разбирает смех, я фыркаю, за мной начинает хохотать Гарри. Ржем визгливо, истерично, но на душе становится легче. Затем принимается хихикать и Аня, а мы примолкаем. Когда доходит и до нее, смеяться уже никакого интереса.

— Ну а вы как, Роза?

Я испускаю тяжкий вздох: мелодрама — это мой профиль.

— Вы в самом деле хотите знать?

— Ну конечно. И пожалуйста, будьте предельно откровенны.

Отвечаю: «Теперь, когда я снова на связи со своим любовником, чуть получше». Шутка!

— Да так себе. По Лейту скучаю. Домой хочется. У меня здесь до сих пор ни друзей настоящих, ни…

— А как же Лили? — взвивается Гарри. — Вы же с ней последнее время вечно где-то шастаете.

Можно подумать, ему мешает, что мы с Лили пару раз в неделю захаживаем куда-нибудь выпить. Она вообще-то замужем, но мужик у нее работает в море, на буровой, так что Лили по большей части сама по себе.

— Да, я люблю иногда поболтать с Лили, ну и что? Раз у меня имеется одна подруга, выходит, мне уж и погрустить нельзя? И потом, с ней не так уж и весело: дымит как паровоз, а говорит исключительно о своих внуках. Иногда до белого каления доводит.

Конечно, после таких слов я должна чувствовать себя распоследней предательницей, но не чувствую. Слишком поганое настроение, чтобы еще и угрызениями совести мучиться. А другое настроение у меня только тогда, когда я пишу ему.

Начинаю рассказ про то, как мне хреново, про то, что каждый день — как поездка на нашем дряхлом, скрипучем «корветте». Гарри впадает в транс — как всегда, когда я слишком долго рассуждаю о себе. Очухивается, только когда Аня спрашивает:

— Вы хотите сохранить этот брак, Роза?

— Нет. — Ни секунды не уходит на размышления.

— Вы уверены?

— Э-э, нет.

— Тогда я спрошу иначе. Как вы относитесь к перспективе состариться рядом с Гарри?

— Кошмар!

И тут меня передергивает, будто я окончательно стряхиваю с себя Гарри. В кабинете разливается удивительное спокойствие. Разве такое может быть? Но это так.

Нет, не так — снова возникает жуткая неловкость.

— Какая нелепица! Вы, Аня, не обижайтесь, но вопросы у вас дурацкие, — вступает вдруг Гарри в совершенно несвойственной для него манере. — Человек никогда не знает, чего он на самом деле хочет. Да и как? Нельзя же сгонять в будущее и глянуть, того мы хотим или не того. И решение нельзя на пробу принять, чтобы убедиться, сработает ли оно. Нам только кажется, что мы знаем, чего хотим. Истинно так.

Бог ты мой, Гарри! Прямо расцеловала бы! Так уверенно и внятно! Получи и распишись, Аня!

— То есть, по сути, вы хотите сказать, что мы играем в «угадайку»? — спрашивает Аня, заметно присмирев.

— Да. Только на кону живые сердца.

Убойная фраза, но я все равно уйду от него. Наверное.

Договариваемся о следующем визите и прощаемся с Аней.

Где-то на середине лестницы сердце у меня в груди радостно подскакивает — вот оно, началось! Наконец-то! Скорей бы рассказать Альпину. Но на последней ступеньке сердце вдруг падает — что я наделала? Что я делаю? Сердце скачет как на батуте, верх-вниз, вверх-вниз. Аж подташнивает. Я выбросила за борт всю прежнюю жизнь, оборвала все привычные связи, а теперь даю отставку своему старому безобидному мужу. Страшно до ужаса, но сказанных слов назад не воротишь. Это правдивые слова, и сказать их было нужно. По крайней мере, мне кажется, что они правдивы. Черт! Хоть бы на консультации Гарри сморозил какую-нибудь чушь. Только усложняет все своим философствованием.

Гарри ведет машину быстрее, чем обычно. Альпин обожает быструю езду, и ума ему не занимать. Получается, будто Гарри знает про него, становится им , чтобы сбить меня с толку.

— Заскочим в паб? — беспечно предлагает он.

Я пристально вглядываюсь в его профиль. Нет, это все тот же Гарри. Кто-кто, а Гарри умеет прикинуться, что все путем, когда мир летит в тартарары.

— А, давай. — Хотя единственное, чего мне сейчас хочется, это включить компьютер и проверить почту. — Сэм без нас обойдется. Я только звякну ему, чтобы не забыл спать лечь.

Едем назад в Эвантон — выпьем на «Террасе» и пешком дойдем до дома. Мы, к слову, вполне могли бы выпить и дома — дешевле и удобнее. Но об этом я молчу. Ставлю диск Дайдо [18] Дайдо Армстронг — британская певица (р. 1971). и подпеваю ей про то, что не вывешу белого флага над дверью. Дайдо явно еще не ходила замуж. Плохо себе представляет. Да через пару годков она залезет на крышу и будет размахивать этим чертовым флагом как подорванная!

В холле горит камин, по углам сидят и тихо переговариваются немногие посетители. Кто-то играет в бильярд в баре по соседству, шары стукаются друг о друга и гулко перекатываются.

— Вина? — осведомляется Гарри.

— Да, пожалуйста. Красного, большой бокал.

Он возвращается с пинтой пива и моим вином.

— Так! А интересная у нас вышла… э-э… консультация у Ани. Стало быть, конец. — Он энергично потирает руки, будто стирает остатки нашей семейной жизни. На меня не глядит. Таращится на смазливую барменшу, как она тянется за стаканом. Наглец. А он здорово выглядит. Он выглядит… моложе.